Ухряк с благоговейным ужасом дерзнул предположить, что высшие силы избрали его вторым Вандалом. Нет, это было слишком. Вандал был прирожденным лидером, умел краткой речью так воодушевить свою орду, что та, забыв обо всем, в дикой ярости набрасывалась на превосходящие силы противника и добивалась победы. А Ухряк про себя знал точно, что он далеко не оратор. Да что там, иной раз и двух слов связать не мог.
Еще Вандал был удивительно смекалистым, и с легкостью выходил из любых, даже самых опасных, ситуаций. Уж сколько раз эльфы загоняли его в ловушки, из которых, как казалось ушастым простофилям, их заклятому врагу точно было не сбежать. Но Вандал всегда уносил ноги, да не просто сбегал, а еще умудрялся нарубить эльфийских голов и награбить три мешка добра. А вот Ухряк таким не был. Он даже над самой простой задачей мог часами голову ломать. Куда ему облапошить эльфов или гномов, как это проделывал в свое время незабвенный Вандал.
В общем, Ухряк вовсе не считал себя достойным приемником Вандала, но, в глубине души, конечно же, хотел им оказаться.
Когда они добрались до каменного монумента великому воителю, ржавый шлем все еще был там, где Ухряк его оставил. Никто не покусился на священную реликвию, не забрал, дабы попытаться продать ее кузнецу за жалкий грошик.
– Да, похож! – протянул Эгур, внимательно разглядывая шлем, но не решаясь взять его в руки. Он поднял взгляд, и посмотрел на головной убор каменного Вандала.
– Похож, – повторил он. – Один в один.
Затем осмотрел скол гранитной руки, и тоже счел, что каменный выступ очень похож на оттопыренный палец, указывающий в неведомые дали.
– Жаль, что дед с ослом ушли, – посетовал Эгур. – Я бы и на них взглянул. Впрочем, и так все понятно. Знаки это.
Ухряк шумно выдохнул, будто только теперь окончательно поверил в свою избранность. Слова Эгура звучали так убедительно и авторитетно, что в них не хотелось сомневаться. Праздный орк явно знал, о чем говорил. Ну, во всяком случае, он сам в это точно верил.
– И что теперь? – спросил Ухряк, когда подлинность знаков для них обоих стала очевидной.
Он помнил, как все было у Вандала. Тот пошел в народ и стал собирать орду. И получалось у него легко и просто. Каждый, кто слышал пламенные речи нового пророка, бросал все дела и шел за ним.
Судя по всему, Эгур тоже знал старинные предания.
– Пойдем по стопам Вандала, – предложил он. – Раз были явлены знаки, орки должны узнать об этом. Грядут великие перемены. Грядут времена славы, подвигов и безудержного грабежа. Ох, эльфы с гномами еще этого не знают, они бы сон и аппетит утратили. Ну, что, идем?
– Куда идем? – испугался Ухряк. Он все еще не мог прийти в себя и осознать все произошедшее.
– Как это – куда? – удивился Эгур. – В город. Будем говорить с народом. Скажем ему все, как есть. Ну, ты скажешь. Тебе же явились знаки.
Ухряк вздрогнул. Говорить с народом? Ему? Да кем его считает Эгур? Прирожденным оратором? Он ведь совсем не такой, и не силен в пламенных речах.
– Я не уверен, что смогу, – признался он смущенно. – Сроду перед толпой не выступал.
– Вандал тоже героем не родился, – напомнил ему Эгур. – А знаки кому попало не посылают. Или ты не хочешь возвращения славных времен?
– Хочу! – с жаром выпалил Ухряк. – Вот только….
– Никаких только! – решительно прервал его лепет Эгур. – Идем в город, и точка. И бояться ничего не надо. Положись на судьбу. Она тебя избрала, она тебя и поведет.
Ухряк тяжело вздохнул. На судьбу ли, на духов предков, на иные высшие силы, только уповать и оставалось. Потому что в себе самом он не чувствовал силы, способной вершить великие дела. И, тем не менее, они с Эгуром направились в Раздрызг. Знаки есть знаки. Раз уж они были даны, остается только повиноваться им, покорно и смиренно, а уж там будь что будет.
Глава 4
Во второй половине жаркого летнего дня, когда духота и зной ощущались особенно остро, Раздрызг выглядел вымершим. Орки были заняты или на работах, как правило, за пределами города, или прятались в своих глинобитных домах, спасаясь от палящих солнечных лучей. Скрывшись в тени навесов, они неторопливо, чашку за чашкой, поглощали горячий травяной чай, и вели неторопливые беседы бытового характера, обсуждая стабильный рост цен на все или жалуясь друг другу на жару. Все с нетерпением ждали осенней прохлады и проливных дождей, чтобы начать жаловаться уже на них.