Орк живет по принципу: выслушай здравый смысл, и сделай наоборот. Поэтому, вместо того, чтобы выбираться из подземелья, соратники решили углубиться в него еще немного. Ведь до сих пор ничего страшного с ними не произошло. Правда, у Ухряка из головы не шла любимая страшилка об Ухвате, но он постарался не думать о ней.
За помещением со столом и скамьями вновь потянулись мрачные коридоры, обильно заросшие бледно-зеленым мхом. Попадались небольшие комнатки, но в них не было ничего, кроме рассыпанного на полу щебня. Ухряк не забывал регулярно оставлять на стенах указательные стрелки, но даже их наличие не больно-то его успокаивало. Слишком уж они увлеклись исследованием, слишком глубоко проникли туда, куда правильному орку вход заказан. Как бы не пришлось жестоко поплатиться за свое любопытство.
– Знаешь, что я тут подумал, – спросил Эгур.
– Что?
– А ведь мы, похоже, первые, кто спустился в подземелье древних за многие годы.
– Мы же видели чьи-то следы, – напомнил Ухряк.
– Мало ли чьи они. И ведь неизвестно, сколько лет этим следам. Может быть, их оставили века назад.
– Выглядели они свежими, – заметил Ухряк. – Хотя, я не следопыт.
Он еще хотел добавить, что прежде, чем начинать гордится своей храбростью, им следует благополучно вернуться на поверхность, но тут коридор закончился, и они ступили в очередной зал. Ступили, и тут же остановились, парализованные страхом.
В центре зала, на каменном возвышении, стоял массивный гранитный гроб. Сами орки гробов не делали, поскольку, согласно традиции, сжигали своих мертвецов. Но что такое гробы, они знали. О них говорилось в легендах. Именно в таких штуках хоронили своих покойников гномы. Высекали из камня продолговатые ящики, запихивали внутрь мертвого сородича, и прикрывали его сверху массивной плитой. Дикость, конечно, но что еще ожидать от нечестивых гномов? Разве им, дремучим, ведомо, что лишь через сожжение тела дух обретает свободу и либо возносится в небесную обитель, либо присоединяется к числу покровителей, призванных помогать живым потомкам.
В том, что перед ними именно гроб, Ни Ухряк, ни Эгур не усомнились. Да и что это еще может быть?
– Может, пойдем отсюда? – тихо предложил Эгур.
Ухряку и самому хотелось покинуть зал с гробом, но не только этого. Его вдруг одолел алчный азарт кладоискателя. В конце концов, демонам и призракам незачем лежать в гробах. В гробы помещают покойников, то есть тех, кто умер окончательно и уже не опасен. А у тех же гномов, например, был обычай класть в гробы с усопшими разные вещи, служившие им при жизни. Рудокопу клали кирку, писарю пергамент и перья, а воину оружие.
– О чем ты задумался? – прошептал Эгур, тронув соратника за плечо.
– Думаю, что в том ящике, – признался Ухряк.
– Ничего хорошего, – авторитетно заявил Эгур. – Мы же не станем проверять, правда?
– А вдруг там сокровища? – предположил Ухряк. – Медальон Гроллы мы не найдем, это уже ясно. А деньги нам нужны. Будут деньги, купим себе и оружие, и доспехи. И потом, в дороге надо на что-то питаться.
– Мертвые не питаются, – проворчал Эгур, как бы намекая на то, что излишнее любопытство может оборвать их жизни раньше срока.
– Будь тут злобные сущности, они бы уже проявили себя, – заметил Ухряк.
– Темные сущности терпеливы. Им спешить некуда.
Но Эгур произнес это неуверенно, и по нему было видно, что он тоже не против того, чтобы разжиться сокровищами. Разве что его не тянет расплатиться за эти сокровища своей жизнью.
– Сдвинем плиту и заглянем внутрь, – предложил Ухряк. – Одним глазком.
– Один глазок мне тоже жалко. У меня их всего два, а не сорок восемь.
– Ладно, ладно, я сам загляну. Как мы сможем исполнить волю высших сил, если боимся сделать даже это?
– Если умрем, мы тоже не сможем исполнить волю духов.
Но, говоря это, Эгур, тем не менее, двинулся следом за Ухряка в центр зала. Они не без опаски ступили на каменное возвышение, и приблизились к гробу. Тот выглядел древним, многие века никто не прикасался к нему, и каменный ящик за это время успел покрыться слоем пыли. На толстой и явно тяжелой плите, что накрывала его, были высечены то ли буквы давно забытого языка канувшего в небытие народа, то ли какие-то нечестивые символы. Сквозь толстый слой пыли их невозможно было разглядеть в подробностях, но орки к этому и не стремились.
– Держи, – сказал Ухряк, передав Эгуру и фонарь, и свою лопату. – Свети мне.
А сам, уперев ладони в край плиты, навалился на нее всем своим немалым весом.
В первые мгновения плита не поддавалась. Ухряку почудилось, что он толкает руками монолитную скалу. Но орк не сдался, вместо чего усилил давление. Стертые подошвы его старых сапог заскользили по каменному полу, зубы заскрипели, вздувшиеся мышцы рук и спины едва не разорвали рубаху.