В этот же комплекс входит и мысль, что человек то звено в цепи природы, с помощью которого мироздание содержит себя в гармонии, т. е. привносит в свою сущность (и существование) истину, красоту и добро{10}.
Это констатация факта. Так и есть: ни одно живое существо не способно существенно изменить предусмотренную естественной необходимостью границу своего бытия. Лишь человек исторически расширяет свои возможности, прогресс его способностей и потребностей очевиден. Почему так получилось или кто так все устроил, пока остается невыясненным{11}. Но все в один голос утверждают, что основой такой свободы выбора является сознание, наличие разумной души, способность к мышлению, познанию, отражению действительности в форме субъективных идеальных образов.
Справедливости ради и полноты отметим наличие и алармистских взглядов на место разумных существ в мироздании. Здесь человека уподобляют гнойному нарыву, который, раз появившись в виде маленького и незначительного прыща, ускоряющимися темпами (по геометрической прогрессии) прогрессирует. Высказывают даже подозрение, что разумные существа для природы — аналог раковой опухоли, что доказывается фантастически быстрым их развитием в масштабах геологических и космических изменений. Прогресс разумных существ в геологическом масштабе сравним лишь со стихийными катастрофами. По следствиям он (прогресс человечества) также разрушителен и негэнтропичен, как и космические катаклизмы. Есть, конечно, и различия. Но внешнее сходство пугает, навевает апокалиптический ужас и парализует творческую активность, ибо следствие очевидное: все, что стремится к гармонии, миру и энтропии, должно освободиться прежде всего от разумных существ как самых активных носителей дестабильности, борьбы, войны, вражды, неравновесности, негэнтропии. Некоторые философы видят в этом даже высшее и единственное предназначение человечества, вообще разума во Вселенной{12}.
Вторая идея гласит, что самое высокое предназначение и оправдание человеческой жизни и смерти — в Любви и Творчестве. Обе темы стали почти трюизмами, банальностями, набившими оскомину, хотя находятся еще и в XX веке все новые и оригинальные вариации{13}.
Неиссякаемый интерес возбуждают предлагаемые варианты различных способов и механизмов достижения божественного состояния и возможных причин падения человека даже ниже уровня, предусмотренного природным естеством. Как стать богом или как можно скатиться до уровня Сатаны? Что предпочтительнее? Вся история философии наполнена различными (порой диаметрально противоположными) ответами на эти вопросы{14}.
1) Старые версии личного бессмертия
Если кратко обобщить достижение философии в познании человека, то оно сводится к следующему суждению: уникальность места человека в мироздании определяется способностью творить и любить, через которые он может свою конечную жизнь расширить до пределов бесконечности, т. е. преодолеть необходимость смерти и достичь не только гносеологического (в памяти потомков), но и онтологического бессмертия. Любовь и творчество — единственные каналы связи человека с космосом (богом, мирозданием и т. д.), через которые он черпает силы для того, чтобы прожить свою жизнь красиво, истинно и по-доброму. Любовь и творчество — туннели к источнику силы, мудрости, добра и красоты.
Если не вдаваться в детали, то фундаментальные разработки об этой идеи можно развести по двум группам.
В первой группе окажутся концепции, которые объединяет идея, что путь к высшему совершенству (истине, красоте и добру), что синонимично достижению райского бессмертия, надо начать с отказа от всего земного и конечного в человеке: восьмеричный путь Будды и нирвана, исихазм, различные формы аскетизма, монашество, отшельничество, «опрощение» Л. Н. Толстого — все голоса из одного хора. Очищаясь от «скверны» бренных, тварных и профанных чувств и мыслей, интересов и потребностей, человек, утверждают сторонники этих учений, становится свободным как от радостей, так и печалей земного ограниченного бытия. Вся земная жизнь от лукавого, который «вечно стремясь лукаво отвлечь нас от добра, ткет чары для наших душ и почти нерасторжимо связывает их путами, желанными для глупцов, внушает видеть в этом знании великую глубину и обширность, как иным кажет богатство или бесславную славу и плотские наслаждения, чтобы, потратив всю жизнь в погоне за ними, мы не смогли крепко прилепиться к очищающей душу науке, начало которой — страх Божий, рождающий непрестанную умиленную молитву к Богу и соблюдение евангельских заповедей, вслед за чем приходит примирение с Богом, когда страх преображается в любовь и мучительность молитвы, превратившись в сладость, взращивает цветок просвещения, от которого словно благоухание, разливающееся на несущего этот цветок, приходит познание Божиих тайн… Недаром начало Божией мудрости и созерцания есть страх Божий: не уживаясь с иными богами, избавив душу от всякой скверны и как бы разгладив ее молитвою, он делает ее словно дощечку для письма пригодной для запечатления дарований Духа»{15}. Как красочно и привлекательно расписаны греховные соблазны жизни! Святой Палама потратит еще немало сил и художественного дарования, доказывая, что «знание, добываемое внешней ученостью, не только не подобно, но и противоположно истинному и духовному»{16}. Конечная жизнь так потенциально богата, что, действительно, необходим огромный труд как для того, чтобы реализоваться во всем богатстве этой жизни, так и для того, чтобы уничтожить эти возможности.