- Подлечи.
- Попробую, - ответила машина. - Это даже интересно.
- Тоже думаю: интересно.
Биологическая машина, спрятанная в белые коробки вдоль стен, была способна на многое.
- Действуй, - сказал я.
- Это даже интересно. Команда принята.
3
Время загустело и остановилось, будто лед на реке.
Я вспоминал и думал. Выйти из гондолы не было никакой возможности - за стенами бушевала, ярилась черная банда, она то и дело опускалась на прозрачный купол, на экраны и застилала видимость. Мозг работал безостановочно, я это знал по приборам. Накапливалась информация, готовились выводы и рекомендации. Меня несколько раздражало, что головной корабль не связывается со мной, что там совсем не интересуются, как обстоят мои дела. Наверно, я сам виноват: я всегда был замкнут, отдален от людей и предпочитал одиночество, потому что не нашел себя. Если я чем интересовался по-настоящему, так это историей; изучал извилистые пути человечества к вершинам совершенства и познания. Мои современники считают, что главное позади. Я же считаю нашу жизнь слишком благополучной, мы становимся хрупкими, как музейные экспонаты под стеклом. Впрочем, вопрос этот сложный, и как-нибудь я к нему вернусь. Сейчас же мне пуще всего хотелось покинуть гондолу и податься куда глаза глядят - и откроется мне великое множество чудес.
Здесь, на Синей, можно и не сносить головы, доказательством тому мое совсем некрасивое бегство под неприступную защиту гондолы. Не зевай, брат! Эта планета - чужая, и ей все едино: совершенен ты или примитивен. Здесь свои законы. Здесь все настоящее. Я всегда хотел настоящего.
Еще в школе Первой ступени, когда мне было девять лет от роду, я нашел в старой книге слово "кулачки". Меня это слово заинтересовало, начались поиски, и выяснилось следующее. Наши предки по праздникам (часто просто по субботам) сходились улица на улицу и били друг друга в незащищенные места кулаками (отсюда и слово "кулачки"). Никаких ограничений. И два правила: пятаки (медные монеты) в ладонь не зажимать, лежачего не бить. А что, если попробовать? Я прочитал однокашникам на досуге лекцию про кулачки и пламенно призвал воспроизвести древнее ристалище в натуре. У меня спросили:
- Цель эксперимента?
- Предки, - ответил я, - метили по сопатке (передняя часть лица) и пускали друг другу юшку, то есть кровь.
Это неэстетично, конечно, зато предки, испытывали боль, знали чувство торжества и горечь поражения.
Меня не поняли. Тогда я вызвал на поединок самого крупного из компании румяноликого Клода. Я сказал толстому Клоду, любителю кондитерских изделий, что он, в сущности, тепличное существо, продукт цивилизации, не ведавшей настоящих трудностей и, несмотря на разницу в физической силе, я пущу ему юшку, потому что на основании древних источников воспитываю в себе жажду борьбы. Клод доел торт, утер губы и заявил, что готов ради любопытства помахать кулаками. Я показал ему боевую стойку, мы попрыгали, как петухи, и я ударил, согласно предписанию, по сопатке, из носа моего неповоротливого противника хлынула кровь. Именно с того самого момента, я считаю, жизнь моя покатилась особицей...
- "Комета". Вызываю "Комету"!
- Слушаю тебя, Ло.
- Эта наша связь - последняя, капитан. Через два часа моя аппаратура вас уже не достанет.
- Да, Ло, не достанет.
- Как ваши дела, капитан?
- У нас все нормально. Рассказывай, как у тебя? Мозг уже кое-что сообщил нам. Твои личные впечатления?
- Здесь нескучно, капитан.
- Мы посоветовались, Ло...
- И решили меня вернуть, пока есть возможность, не так ли?
- Примерно так.
- Вы боитесь за мою жизнь?
- Да.
- Я ведь авантюрист, капитан?
- И такие слова были сказаны.
- Жизнь моя немного стоит, а зла я никому не причиню. Вы мне верите?
- Я - да. Верю.
- Этого вполне достаточно. Прощайте, капитан.
- До встречи. Все шлют тебе самые наилучшие пожелания, и никто тебе не завидует, Ло.
- Ничего, капитан, справлюсь. Прощайте.
Неласково я с ним обошелся, но они уже, пожалуй, привыкли к моей бесцеремонности и приняли все за должное, а мне впервые после того, как я покинул "Комету", сделалось тоскливо; одиночество - это ведь непросто, это, кажется, настоящее испытание.
- Голова, - позвал я, - Чем занят?
- Наблюдаю, анализирую.
- Зонды посланы?
- Нет. Пока опасно.
- Что было вначале - курица или яйцо.
- Яйцо.
- А оно откуда взялось?
- Из курицы.
- А курица откуда взялась? Последовала пауза.
- Надо посчитать. Это срочно?
- Не очень.
- Хорошо. Разгружусь - посчитаю.
- Валяй... Связь с "Кометой" держишь?
- Держу. Никаких указаний не будет?
- Нет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Минули сутки.
Над гондолой по-прежнему бесновалась черная саранча, которая меня в общем-то не сильно беспокоила - не может же эта банда сердиться вечно и кружить близ, застилая видимость. Я уже забыл про кузнечика, отданного на попечение биологическому анализатору. Но автоматы не умеют забывать.
- Готово, хозяин.
- Что готово?
- Я вылечил пациента.
- Какого?
- Ты его принес на скафандре.
- И что с ним делать?
- Решать тебе, хозяин.
Насекомое бежало в мою сторону, оно спешило и упало на четыре папки, когда добралось до ковра. Я протянул руку навстречу странному существу хотел рассмотреть его поближе.
- Осторожно! - предупредил электронный биолог. - Может ужалить.
- И сильно?
- Вряд ли я смогу быть тебе полезным. Так что не советую с этой особой фамильярничать. Вообще же интересная система. Пред нами, Ло, коллективный организм. Воля и интеллект сосредоточены в самке. Она родительница и вождь.
- Королева, значит? - Я все-таки протянул букарашке руку, и ладонь моя была влажная; играть со смертью - занятие нешуточное. Но я почему-то верил, что за добро мне воздается добром. Черный рыцарь прыснул ко мне, и я почувствовал кожей легкое покалывание. Я поднес опасную ношу к лицу.
- Интеллект довольно развит, особь женского пола способна анализировать критические ситуации. Впрочем, здесь пока много неясного.
- Вот даже как! - Рыцарь пританцовывал в моей руке, топорщился, обнажал крылья нежно-розового цвета. У этого, значит, розовые крылья. Давеча днем у первого жука, встреченного мной, были крылья совсем прозрачные.
Я прислушался. Кузнечик на ладони подпрыгивал и звенел. Это был хрустальный звон колокольчиков, сопровождаемый мягкими ударами барабанных палочек.
- Ишь, какой музыкальный! Я ему имя дам. Старинное. Люблю старинные имена. Пусть будет Варлаампий.
- Ты держишь даму, Ло.
- Вот оно что? И даме имя найдем. Пусть будет Маргарита.
- Хорошо звучит, Ло.
Теперь я понял, почему исходит злобой стая за стенами гондолы; стая потеряла центр, вокруг которого вращается ее жизнь, потеряла мозг и душу и, чего доброго, перестанет существовать вообще. В принципе не исключена и трагедия. Я понес Маргариту, королеву Марго, к шлюзу и велел автомату выпустить ее к рыцарям, готовым ради дамы сердца кружить возле гондолы вечность. Маргарита была тяжелая и холодная, будто отлитая из железа.
- До свиданья, мадам! Мир тесен, и мы обязательно встретимся.
Мозг сказал:
- Опасно открывать - в межшлюзовую камеру набьется саранча.
- Очистишь камеру. Прощайте, мадам! - Я галантно поклонился и стряхнул королеву на пол.
2
Мозг, наверно, ночью еще разослал по планете зонды и доложил сразу, когда я поднялся с ложа в маленькой каюте. Я не люблю спать в холле - там слишком просторно и неуютно. Так вот, Мозг доложил: