Другие, тележки одиноких рыбаков или малых артелей, также не отставали. Бочки поменьше, улов попроще, да и вяленой или копченой рыбы в избытке. Но и на этот товар спрос был велик. Не каждый способен купить живого морского окуня за десяток серебряных монет, приходится довольствоваться малым.
Объединяло же всех рыбаков одно. Все они хотели сейчас продать как можно больше, чтобы потом размеренно тратить заработанные медяки, а если повезет, то серебро и золото. Такой богатый улов ведь случается лишь два раза в году, и терять живые деньги никто не хотел. Вот и чуть свет, а часто и затемно отчаливало от пристаней города да от берегов деревушек множество челнов, длинных рыбацких лодок и больших баркасов, чтобы к вечеру успеть доставить улов на берег, погрузить в бочки или продать коптильщикам. И на следующее утро одни снова устремлялись за линию горизонта, другие — на рынки города.
Это утро не отличалось от предыдущего ничем. По дороге, повторяющей контур побережья, двигались повозки. Недалеко над морем кружились чайки да едва виднелись треугольные паруса лодчонок, с берега казавшиеся крошечными кружевными платками, брошенными в пену волн. И никто не обращал внимания на одинокого всадника, который, подставляя солнцу бледное лицо, уверенно правил своего коня, обгоняя растянутую вереницу повозок. Чудной господин, одетый по-дорожному, но в крепкий, наверняка дорогой костюм. Растрепавшиеся иссиня-черные волосы, у седла выглядывает необычного вида костяная рукоять меча: один из путников, не более того.
Кйорт был расслаблен. Вдали от Ортука, у побережья, весна уже давно вступила в силу. Полоса леса по левую руку уже не стояла мрачной грязной стеной, а создавала свое зеленое волнение, словно дразня голубые волны. Те обижались на столь бездарное подражание и злобно показывали белые зубы бурунов. Солнечный диск, с каждым днем поднимаясь все раньше, грел все сильнее. Ходящий снял куртку, свернул ее и, перетянув дорожным ремнем, приторочил к седлу. Ветерок, дувший с моря, приятно обвевал тело. Кйорт на ходу доел остаток вкусной вяленой рыбы и запил вполне сносным кисловатым вином из фляги, купленной за небольшую сумму у встречного торговца. Больше еды не осталось, но он не беспокоился: через три часа он уже будет в Гибере и, если повезет, вечером, а если нет — утром, несомненно, на каком-нибудь торговом судне отплывет к Шинаку.
— Эй, посторонись! — выкрикнули сзади.
Кйорт усмехнулся: что-то в последнее время слишком часто просят «посторониться» — и отъехал в сторону. Мимо, галопируя изящно и легко, пронесся всадник — тонкий, но жилистый юноша на породистом восточном скакуне. Сразу видно — гонец. И не только по яркой гербовой накидке да по широкому ремню, перекинутому через плечо, с футляром из железного дерева. Одного лишь цепкого, внимательного взгляда всадника да напряженного выражения его лица хватало, чтобы понять, что он везет сообщение большой срочности и важности, и горе тому, кто станет у него на пути. Из седельной сумки выглядывал приклад легкого ручного арбалета. Тот был заряжен, но Кйорт успел рассмотреть плотно натянутый предохранитель. Благоразумный шаг. Предохранитель замедлит первый выстрел лишь на время, равное удару ножа. Зато может решить исход нападения, не переводя все в рукопашную. С другой стороны седла покачивался широкий палаш, и завершал вооружение гонца узкий длинный меч у пояса. Простая крестообразная рукоять, обернутая для удобства хвата кожаной полосой, потертой, но все еще крепкой, говорила, что гонец умеет достойно управляться не только с поводьями. Ходящий проводил уносящегося вперед всадника подозрительным взглядом.
— Эко как старается касатик.
Кйорт обернулся. Ладная открытая повозка, запряженная парой тяжеловозов. В повозке — множество кулей и пара бочек. На козлах сидел кряжистый мужик. Он встретился взглядом с ходящим, сразу поник и съежился, ожидая взрыва гнева. Еще бы, выходит, что он сам начал разговор с чужаком. Это было бы пустяком, будь чужак одного сословия с возницей, но осанка, взгляд, тонкие породистые черты лица, дорогой костюм, красивый сильный скакун, диковинный меч выдавали высокородца. Возможно, даже лорзана. «Эх, стоило держать язык за зубами», — мелькнуло во взоре мгновенно притихшего мужичка. Так ведь и не обращался на самом деле. Так, просто высказал мысли вслух, а много ли станется сейчас с него, если господин придет в ярость? Ведь и запороть плетьми может, наказать. Благо тут на дороге он легко найдет тех, кто ему в этом поможет. А глядишь — и того горше, сам обнажит меч. У него вон на лбу фамильное древо отпечатано, и предки его небось в рядок за ним тянутся.