Программа «Снова на верный путь» быстро показала свою продуктивность. По прошествии двух лет только десять процентов выпускников совершили повторные преступления. Для сравнения, среди тех, кто был осужден за похожие преступления и не участвовал в программе, рецидивистов было пятьдесят процентов. Кроме того, программа позволяла эффективнее распоряжаться деньгами налогоплательщиков: расходы на одного участника составляли около 5000 долларов. Для сравнения, судебное производство по уголовному делу стоит 10 000 долларов, а пребывание одного человека в окружной тюрьме в течение года – еще 40 000 долларов.
Местные власти не имеют возможности проводить национальную политику. Они не имеют полномочий за пределами своей юрисдикции. Но когда они опираются на хорошие идеи, даже в небольших масштабах, они способны показать пример, которому могут последовать и другие. В этом и состояла наша ключевая цель. Мы хотели показать лидерам на всех уровнях власти в каждом штате, что инициатива по возвращению оступившихся на правильный путь может оказаться результативной, и стоит попытаться. Поэтому мы обрадовались, когда министерство юстиции при президенте Обаме приняло нашу программу в качестве образца.
Когда я позже баллотировалась на пост генерального прокурора, то делала это в том числе и для того, чтобы принять программу на уровне штата. Мы добились этого в партнерстве с департаментом шерифа округа Лос-Анджелес. Мы запустили программу «Снова на верный путь, Лос-Анджелес» для крупнейшей окружной системы исправительных учреждений в Калифорнии.
Помню, однажды я отправилась на встречу с участниками программы вместе с двумя своими специальными помощниками, Джеффом Цаем и Даниэлем Сьювором. Когда мы приехали, нам рассказали, что участники программы создали музыкальную группу и хотят исполнить песню, которую написали для меня. «Вот здорово! А как они назвали свою группу?» – спросила я. Ответ заставил меня улыбнуться: ContraBand. Это было чудесное зрелище. Группу составляли пожилой мужчина в ермолке, тощий парень, изо всех сил изображавший Майкла Джексона, гитарист, который определенно находился под влиянием Сантаны, и клавишник, который подражал The Eagles. Оказалось, что песня называется «Снова на верный путь». Припев был такой: «Я снова на верном пути, и мне с него не сойти». Участники действительно вкладывали в песню душу, им было весело, и вид у них был очень гордый.
Мы аплодировали и подбадривали участников. Я смеялась, но вдруг почувствовала, что начинаю плакать. Меня так тронула искренность исполнителей, и я надеялась, что другие тоже видят ее. Еще недавно казалось, что такое невозможно. И в том, что происходило, было столько красоты!
Еще во время моего пребывания на посту окружного прокурора всякий раз, устраивая выпускное торжество, мы следили, чтобы новые участники программы присутствовали на нем и видели, что их ждет в будущем. Всякий раз, выступая на этих церемониях, я говорила выпускникам то, что считала правдой: успешное завершение программы зависит гораздо больше от участников, чем от руководителей. Завершение программы должно было стать достижением участников, и я хотела убедиться, что они это понимают. Я также хотела, чтобы они знали и то, что программа в каком-то смысле больше их самих.
«Люди смотрят на вас, – говорила я. – Они наблюдают за вами. И видя ваш успех, они подумают: “Может быть, и у меня получится. Может быть, и мне стоит попробовать”. Это должно вдохновлять вас. Вы должны знать, что ваш личный успех, возможно, будет иметь значение для кого-то, кого вы никогда не встречали, на другом конце страны».
В первый день работы в качестве окружного прокурора я достала блокнот и составила список дел. В списке было много того, что хотелось сделать и что нужно было сделать. Я хотела убедиться, что ничего не упустила. Даже включила в список пункт «Покрасить стены». И к каждой проблеме я относилась очень серьезно. Я всегда считала, что нет проблемы, которую можно было бы проигнорировать из-за ее незначительности. Знаю, это может показаться пустяком, но люди работали в кабинетах, где не красили стены годами. Это стало символом бессилия, которое нависло над отделом, – это просто вгоняло в депрессию. Персонал был деморализован. Люди чувствовали себя недооцененными, побежденными. Покраска стен была осязаемым способом подать сигнал, что я все замечаю – и что все изменится.