— Нет.
Безразлично улыбнувшись, она сказала:
— Кажется, Тухи хотелось все как можно больше усложнить для нас обоих.
— К черту Тухи. Мне надо с этим разобраться. Ничего не понимаю. Так вы — Доминик Франкон?
— Была.
— И вы работали здесь, в этом здании?
— Шесть лет.
— А почему я раньше вас никогда не встречал?
— Уверена, что вы не встречаетесь с каждой вашей служащей.
— Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
— Хотите, чтобы я выразила это за вас?
— Да.
— Почему я не пыталась встретиться с вами раньше?
— Да.
— У меня не было желания.
— А вот этого я как раз и не понимаю.
— Мне следует пропустить это мимо ушей — или понять?
— С вашей красотой и знанием моей репутации, отчего же вы не пытались устроить свою карьеру в «Знамени»?
— Мне никогда не хотелось настоящей карьеры в «Знамени».
— Почему?
— Возможно, по той же причине, которая заставила вас запретить газеты Винанда на своей яхте.
— Это неплохая причина, — спокойно согласился он. Потом спросил беззаботным тоном: — Интересно, что же вы сделали, что я вас уволил? Пошли против нашей политики, скорей всего?
— Я пыталась защитить храм Стоддарда.
— Вы что, не могли придумать ничего лучше, чем проявить искренность в «Знамени»?
— Я рассчитывала сказать это вам, если бы вы дали мне такую возможность.
— Забавлялись?
— Тогда — нисколько. Мне нравилось здесь работать.
— Кажется, в этом здании вы одна такая.
— Одна из двоих.
— А кто второй?
— Вы, мистер Винанд.
— Не будьте так уверены. — Подняв голову, он увидел в ее глазах легкую насмешку и сказал: — Вы хотели поймать меня на подобном заявлении?
— Пожалуй, — спокойно ответила она.
— Доминик Франкон… — произнес он. — Мне нравились ваши статьи. Я почти жалею, что вы пришли не просить вернуть вас на прежнюю работу.
— Я пришла договориться о Стоунридже.
— Ах да, конечно. — Он откинулся в кресле, приготовившись наслаждаться длинной речью, призванной его убедить. Он подумал, что интересно услышать доводы, к которым она прибегнет, и увидеть, какова она в роли просительницы. — Так что же вы хотели мне сказать по этому поводу?
— Я бы хотела, чтобы вы отдали этот заказ моему мужу. Я понимаю, конечно, что у вас нет причин это делать, — если взамен я не соглашусь переспать с вами. Если это является для вас достаточно веской причиной, я согласна.
Он молча смотрел на нее, не позволяя себе никак проявить свою реакцию. Она смотрела слегка удивленно: что же он медлит, будто ее слова не заслуживают внимания. Ему не удалось, хотя он напряженно искал, увидеть на ее лице ничего, кроме неуместно невозмутимой невинности.
Он сказал:
— Именно это я и намеревался предложить. Но не так грубо и не при первой встрече.
— Я сэкономила ваше время и помогла обойтись без лжи.
— Вы очень любите своего мужа?
— Я презираю его.
— У вас огромная вера в его художественный гений?
— Я полагаю, он третьеразрядный архитектор.
— Так почему же вы это делаете?
— Это меня забавляет.
— Я думал, что я единственный человек, руководствующийся этим принципом.
— Не обращайте внимания. Я не верю, чтобы вы когда-нибудь считали оригинальность желанной добродетелью, мистер Винанд.
— Так вам безразлично, получит ваш муж Стоунридж или нет?
— Абсолютно.
— И у вас нет никакого желания спать со мной?
— Никакого.
— Я мог бы восхищаться женщиной, которая способна разыграть такую сцену. Но ведь вы не играете.
— Не играю. И, пожалуйста, не восхищайтесь мной. Я хотела бы избежать этого.
Когда он улыбался, явных движений лицевых мускулов не требовалось; что-то похожее на усмешку всегда было на его лице, просто на мгновение она проступала резче, а затем вновь пряталась. Сейчас усмешка стала видна отчетливее.
— Фактически, — начал он, — что ни говори, ваша основная цель — я. Желание отдаться мне. — Он заметил взгляд, который она не сумела скрыть, и добавил: — Нет, не радуйтесь, что я допустил столь грубую ошибку. Я говорю это не в обычном смысле. Совсем наоборот. Разве вы не сказали, что считаете меня предпоследним человеком в мире? Вам не нужен Стоунридж. Вы хотите продаться из самых низменных побуждений самому низкому из людей, которого вам удалось найти.
— Я не ожидала, что вы поймете, — просто сказала она.
— Вы хотите — так делают иногда мужчины, но не женщины — выразить через половой акт полнейшее презрение ко мне.
— Нет, мистер Винанд. К себе.
Тонкая линия его рта слегка дрогнула, как первый намек на откровенность — непроизвольный, а потому говорящий о слабости, — и он очень следил за своими губами, говоря:
— Большинство людей из кожи вон лезут, стараясь убедить себя, что они себя уважают.
— Согласна.
— И конечно, это стремление к самоуважению является доказательством его отсутствия.
— Согласна.
— Следовательно, вы понимаете, что означает стремление презирать самого себя.
— То, что ничего у меня из этого не выйдет.
— Никогда.
— Не ожидала, что вы и это поймете.
— Я не хочу больше ничего говорить — вы можете перестать считать меня предпоследним человеком на свете, и я перестану подходить для вашей цели. — Он поднялся. — Должен ли я выразить официально, что принимаю ваше предложение?
Она склонила голову в знак согласия.
— Если быть откровенным, — сказал он, — мне все равно, кого выбрать для строительства Стоунриджа. Я никогда не нанимал хороших архитекторов для того, что строил. Я давал народу то, что он хочет. На этот раз мне захотелось подобрать что-то получше, потому что я устал от неумех, которые на меня работают, но выбирать без определенных критериев весьма трудно. Думаю, вы не будете возражать. Я действительно вам благодарен — вы даете мне намного больше, чем я смел надеяться.
— Я рада, что вы не сказали, что всегда восхищались гением Питера Китинга.
— А вы не сказали, как счастливы пополнить собой список выдающихся любовниц Гейла Винанда.
— Можете радоваться, если хотите, но я полагаю, что мы поладим.
— Вполне возможно. По крайней мере, выдали мне новую возможность: делать то, что я делал всегда, но честно. Могу ли я начать отдавать вам приказы? Я не хочу притворяться, будто это нечто иное.
— Если хотите.
— Вы отправитесь со мной в двухмесячное путешествие на яхте. Отплываем через десять дней. Когда мы вернемся, вы будете вольны возвратиться к мужу — с контрактом на Стоунридж.
— Слушаюсь.
— Я хотел бы встретиться с вашим мужем. Не пообедаете ли вы оба со мной в понедельник?
— Да, если хотите.
Когда она поднялась, чтобы уйти, он спросил:
— Могу ли я сообщить вам разницу между вами и вашей статуей?
— Нет.
— Но я хочу. Есть что-то пугающее в одних и тех же элементах, использованных в двух композициях на противоположные темы. Все в этой статуе — тема восторга. Но ваша собственная тема — страдание.
— Страдание? Я не отдавала себе отчета в том, что выказала страдание.
— Вы — нет. Именно это я и имел в виду. Ни один счастливый человек не бывает настолько нечувствителен к боли.
Винанд позвонил своему галерейщику и попросил его устроить закрытую выставку работ Стивена Мэллори. Встречаться с Мэллори лично он отказался, так как никогда не встречался с людьми, творчество которых ему нравилось. Торговец весьма спешно выполнил заказ. Винанд купил пять вещей из того, что ему показали, и заплатил больше того, на что мог рассчитывать торговец.
— Мистеру Мэллори будет любопытно узнать, — сказал тот, — что привлекло ваше внимание.
— Я видел одну из его работ.
— Какую?
— Не имеет значения.
Тухи рассчитывал, что Винанд позвонит ему после встречи с Доминик. Винанд не позвонил. Несколько дней спустя, случайно увидев Тухи в отделе местных новостей, Винанд громко спросил его:
— Мистер Тухи, так ли много людей пытались вас убить, что вы не помните их имен?
Тухи улыбнулся и ответил:
— Я уверен, что это хотели бы сделать многие.
— Вы льстите окружающим, — сказал Винанд и вышел.