Бинку не нравилось полагаться только на свой талант, и в этом заключалась цель его занятий фехтованием — защищать себя собственными силами, открыто, с гордостью, не страдая от насмешек тех, кто вполне естественно полагал, что ему всегда помогает одна простая случайность. Его магия могла остановить или отвести атаку, заставив, например, нападающего поскользнуться на фруктовой кожуре, и до его гордости магии не было никакого дела. Зато когда он одерживал победу честно, сам, своим мечом, никто уже не смеялся. Сейчас также смеяться было некому, но ему было досадно, что его ни с того, ни с сего атакуют... Кто?
Наверняка то было магическое оружие из личного арсенала Короля, к тому же сознательно направленное. И все-таки это никоим образом не могло быть поступком самого Короля — Трент никогда не опускался до подобных «шуточек» и не позволял вольного обращения со своим оружием. По всей вероятности, кому-то удалось активировать этот меч и послать его на уничтожение Бинка; но этому «кому-то» вскоре предстоит испытать на себе гнев Короля.
Однако сейчас от таких мыслей Бинку было не легче. Ему не хотелось оставлять впечатление, будто он прячется за королевской спиной. Он был настроен провести схватку сам и выиграть ее. Существовала, правда, еще проблема — как добраться до злоумышленника, который здесь не присутствовал.
Поразмыслив, Бинк пришел к выводу, что никто не сидит в отдалении и не управляет магическим оружием. Разумеется, при помощи магии такое возможно — но ведь, насколько ему известно, у него нет врагов! Не было таких, у кого могло бы возникнуть желание внезапно напасть на него, Бинка, — ни магическим способом, ни естественным; никто и не посмел бы проделать подобное, вооружась королевским мечом, да еще в саду перед самым замком Ругна.
Бинк снова отразил атаку, вынудил меч принять уязвимую позицию и, изловчившись, перерубил невидимую руку. Никакой руки, безусловно, не оказалось, и теперь сомнений больше не было: меч сражался сам по себе. Никогда раньше Бинку не доводилось противостоять такому оружию — Король не доверял суждениям неодушевленных предметов. Так что этот опыт был в новинку. Но, само собой, в данной ситуации не заключалось ничего странного — почему бы, в самом деле, не побороться с заколдованным мечом?
И все-таки, если ум меч действует сам по себе, почему он так стремится лишить Бинка жизни? К оружию, обладающему лезвием, он всегда испытывал только уважение; он тщательно заботился о собственном мече, всегда проверял, в должном ли состоянии заклинание, поддерживающее его остроту, и никогда не бранил его. Следовательно, мечи любых типов и убеждений не должны иметь к нему никаких претензий.
А может быть, он как-то невольно оскорбил именно этот меч?
— Меч, если я обидел тебя или неверно к тебе обращался, то прими извинения, и я предлагаю дружбу! — произнес он. — Я не хочу сражаться с тобой без видимых причин.
Меч свирепо рубанул его по ногам. Так — значит, переговоры не получаются...
— Скажи же мне хотя бы, чем ты обижен?! — воскликнул Бинк, отскакивая в сторону в последнее мгновение.
Меч неумолимо продолжал атаковать.
— Тогда мне придется тебя испортить, — проговорил Бинк, и в голосе его смешались сожаление, гнев и азарт. Да, это настоящий вызов! И в первый раз за все время боя Бинк встал в настоящую оборонительную стойку и показал мастерство фехтования. Он знал, что является лучшим бойцом, чем его противник-меч.
Он не мог поразить того, кто направлял меч, потому что поражать было попросту некого: ни пронзить, ни руку отрубить. Меч не проявлял и признаков усталости — силу ему придавала магия. Но как, в таком случае, одолеть его?
Получается, это гораздо более серьезный вызов, нежели он предполагал! Бинк не был особенно встревожен — что тревожиться, если знаешь, что противник слабее тебя? Но вот если противник неуязвим...
И все-таки талант Бинка не может допустить, чтобы ему был причинен вред. При обычной схватке меч в руках человека мог такое сделать, так как в подобной ситуации не замешана магия. А если дело касается магии, то Бинк в безопасности. В Ксанте вряд ли можно было отыскать полностью немагический предмет, так что Бинк оказывался необыкновенно надежно защищенным. Вопрос, следовательно, лишь в том, сможет ли он одержать победу сам, при помощи собственных умения и мужества, или же все-таки его опять спасет некая фантастическая случайность? Если не удастся победить первым способом, его талант завершит схватку вторым.
Он еще раз вынудил меч-противник принять уязвимое положение и сразу же рубанул по лезвию, рассчитывая переломать его посередине. Его замысел не удался — магический металл оказался слишком прочным. В конце концов, он не очень-то и надеялся на успех — одним из базовых заклинаний для современных мечей было заклинание прочности. Итак, что дальше?
Он услышал звук приближающихся шагов. Пора поскорее кончать схватку, или ему придется скоро смириться с участью спасенного. Да, его таланту не было дела до его гордости — он заботился исключительно о теле.
Тут Бинк обнаружил, что прижимается спиной к дереву — к дереву вполне реальному, а не иллюзорному. Стены лабиринта оказались наложенными на живую растительность — все вкупе и было частью головоломки.
Дерево оказалось липучкой — любой предмет, проникший сквозь его кору, магически к ней приклеивался; затем дерево медленно обрастало вокруг этого предмета и поглощало его. До тех пор, пока кора не была повреждена, дерево-липучка было безобидным — дети могли спокойно подниматься по стволу и играть в его ветвях, если не пускали в ход клинья. Дятлы держались от этих деревьев подальше.