На ржавом полу лежал кусок мрамора. И все. Теперь он стал серебряным.
— Он же раньше был золотой, — сказал я.
— Трансмутация. Превращение радиоактивных элементов.
— Он такой маленький.
— Подними его.
Я попытался. Хотя я легко мог обхватить кусок мрамора пальцами, поднять мне его не удалось. Казалось, что он привинчен к полу.
— Никакая сила в мире не может сдвинуть с места отрицательно заряженное активированное тело, — сказал Белем.
— Даже бесконечная сила? — спросил я.
— Существование одного автоматически исключает другое…
— Это просто мой юмор, — сказал я. — Однако его не удовлетворил мой ответ. Меня тоже.
Я пнул ногой кусок мрамора и запрыгал на одной ноге, корчась от боли.
Я не могу описать битву, так как не понимаю, как она происходила. Изредка стена голубого света рвалась в нескольких местах, и тогда механдроиды начинали суетиться вокруг панели управления, пока стена не восстанавливалась. Вероятно, снаружи наша защитная стена выглядела весьма любопытно.
В лаборатории не чувствовалось никаких признаков паники. Механдроиды спокойно делали свое дело. Белем был занят своими делами. Я ходил по лаборатории и наблюдал, воображая, что я военный корреспондент. Иногда я заглядывал в передатчик вещества. Кусок серебряного мрамора все еще лежал там.
Я чувствовал себя весьма неуютно в этом мире, мире будущего. Я не мог понять здесь самых основных взаимоотношений человека с обществом. Я видел этот мир в действии, но не понимал, почему здесь все происходит именно так.
Для людей этого мира пространство не значило ничего. Человек мог жить у черта на рогах — в самом дальнем конце Галактики — и тем не менее он мог бы на завтрак получать калифорнийские апельсины прямо с дерева.
Да, пространство для них не существовало, а значит, должна была измениться сама система мышления.
И способ воевать тоже. Самое главное в этой войне — это сделать противника неподвижным. Этот кусок мрамора был, как гвоздь, которым нас приколотили к планете.
Значит, нам нужно придумать клещи, которыми можно вытащить этот гвоздь.
Я уже стал мыслить галактическими масштабами. У меня рождались в мозгу странные идеи — например, прицепить этот кусок к какой-нибудь планете с помощью лучевых тросов и вытащить его отсюда, как трактор вытаскивает из кювета машину. Я рассказал об этой идее Белему. Тот серьезно подумал и заметил, что идея чересчур фантастическая, и у нас нет никаких возможностей для ее реализации.
Несколько обескураженный, я сел и стал думать дальше.
— А почему ты уверен, что супермехандроид сумеет решить проблему некрона? — спросил я Белема.
Он работал с каким-то хитроумным прибором, состоящим из разноцветных линз. Его спокойное лицо совершенно не менялось.
— Я могу лишь надеяться на это, — ответил он. — Мы создаем его именно для решения этой проблемы, и мощь его мозга намного будет превосходить мощь моего.
— И он будет свободен в принятии решений?
— Да, в известных пределах. Он будет делать все, чтобы решить свою проблему.
— Но что еще он будет решать? Кроме некрона?
— О, это будет очень мощный мозг, способный на очень многое.
Он снова вернулся к своей работе. Через некоторое время он снова заговорил:
— Я все время размышляю над некроном. Материя и мысль связаны друг с другом. Может быть, некронное вещество может облекать себя в форму своей жертвы, того, кто служит ему пищей.
— Ты думаешь, он убивает ради пищи?
— Ты об этом знаешь столько же, сколько и я. А может быть, и больше. Мы не знаем, почему это существо убивает. Единственный очевидный ответ — восстановить свое существование. Даже организм с нулевой энтропией нуждается в этом.
Он задумчиво смотрел на голубые вспышки в своей машине и думал о чем-то. Задумался он не надолго — на несколько минут.
Я смотрел, как черная молния пробила голубую завесу, и черное облако вплыло в лабораторию. Но трещина в стене быстро залечилась, и облако мгновенно рассеялось.
Белем повернул ручку прибора, сдвигая две линзы.
— Вполне возможно, что мы уже никогда не узнаем ничего о некроне, — сказал он. — Мы не сможем выстоять. Командование принял здесь Военный Совет.
— А не Пайтнер?
— Он входит в Совет. Он уже трижды голосовал против уничтожения планеты. Он не хочет уничтожать нас — уничтожать тебя.
— Это очень любезно с его стороны. Особенно после того, как он пытался убить меня в Подземелье.