| He walked through the streets of New York, wearing a broad-brimmed hat, a dark business suit, a pale green satin shirt, a vest of white brocade, a huge black bow emerging from under his chin, and he carried a staff, not a cane, but a tall ebony staff surmounted by a bulb of solid gold. | Он ходил по улицам Нью-Йорка в широкополой шляпе, тёмном деловом костюме, светло-зелёной атласной рубашке и жилете из белой парчи. Из-под подбородка выглядывал огромный чёрный бант. Вместо тросточки он ходил с посохом, высоким посохом из чёрного дерева с массивным золотым набалдашником. |
| It was as if his huge body were resigned to the conventions of a prosaic civilization and to its drab garments, but the oval of his chest and stomach sallied forth, flying the colors of his inner soul. | Создавалось впечатление, что, хотя громадное тело Холкомба и уступило нехотя обычаям прозаической цивилизации с её блёклыми одеяниями, его грудь и живот реяли над землёй, облачённые в гордые цвета знамён его души. |
| These things were permitted to him, because he was a genius. | Всё это позволялось ему, поскольку он был гений. |
| He was also president of the Architects' Guild of America. | И президент Американской гильдии архитекторов. |
| Ralston Holcombe did not subscribe to the views of his colleagues in the organization. | Ралстон Холкомб не разделял взглядов коллег по этой организации. |
| He was not a grubbing builder nor a businessman. | Он не был ни бездуховным строителем-трудягой, ни бизнесменом. |
| He was, he stated firmly, a man of ideals. | Он был, как сам он твёрдо заявлял, человеком с идеалами. |
| He denounced the deplorable state of American architecture and the unprincipled eclecticism of its practitioners. | Он гневно осуждал прискорбное состояние американской архитектуры и беспринципный эклектизм архитекторов. |
| In any period of history, he declared, architects built in the spirit of their own time, and did not pick designs from the past; we could be true to history only in heeding her law, which demanded that we plant the roots of our art firmly in the reality of our own life. | Он заявлял, что в любой исторический период архитекторы творили в духе своего времени, а не искали образцы для подражания в прошлом. "Мы можем сохранять верность истории, лишь подчиняясь её законам, которые требуют, чтобы корни нашего искусства глубоко уходили в почву того времени, в котором мы живём". |
| He decried the stupidity of erecting buildings that were Greek, Gothic or Romanesque; let us, he begged, be modern and build in the style that belongs to our days. | Он открыто выступал против сооружения зданий в греческом, готическом или романском стиле. Он призывал быть современными и строить в том стиле, который соответствует духу нашего времени. |
| He had found that style. | И Холкомб нашёл такой стиль. |
| It was Renaissance. | Это было Возрождение. |
| He stated his reasons clearly. | Он чётко формулировал свои принципы. |
| Inasmuch, he pointed out, as nothing of great historical importance had happened in the world since the Renaissance, we should consider ourselves still living in that period; and all the outward forms of our existence should remain faithful to the examples of the great masters of the sixteenth century. | Поскольку, утверждал он, в мире со времён Возрождения ничего особо выдающегося не произошло, мы должны считать себя всё ещё живущими в ту эпоху. И все внешние формы нашего существования должны быть верны образцам великих мастеров шестнадцатого века. |
| He had no patience with the few who spoke of a modern architecture in terms quite different from his own; he ignored them; he stated only that men who wanted to break with all of the past were lazy ignoramuses, and that one could not put originality above Beauty. | Он терпеть не мог тех немногих, кто говорил о современной архитектуре с совершенно иных позиций. Он старался их не замечать и ограничивался утверждением, что люди, которые хотят порвать со всем прошлым, суть лентяи и невежды и что никто не имеет права ставить оригинальность выше Красоты. |
| His voice trembled reverently on that last word. | На этом последнем слове его голос дрожал от благоговения. |
| He accepted nothing but stupendous commissions. He specialized in the eternal and the monumental. | Он принимал только очень крупные заказы, будучи специалистом по Вечному и Монументальному. |
| He built a great many memorials and capitols. | Он построил несчётное количество мемориалов и капитолиев. |
| He designed for International Expositions. | Ему принадлежали проекты многих Международных выставок. |
| He built like a composer improvising under the spur of a mystic guidance. | Он творил, как творят некоторые композиторы, импровизируя под воздействием неведомых высших сил. |
| He had sudden inspirations. | Вдохновение осеняло его внезапно. |
| He would add an enormous dome to the flat roof of a finished structure, or encrust a long vault with gold-leaf mosaic, or rip off a facade of limestone to replace it with marble. | Тогда он добавлял неимоверный купол к плоской крыше законченного здания, или украшал длинный свод мозаикой из золотых листьев, или скалывал с фасада штукатурку, заменяя её мрамором. |