Выбрать главу
От миниатюрности она втайне страдала, но научилась находить в ней и приятные стороны. She could talk, and did, of wearing dresses size ten and of shopping in the junior departments. Она постоянно рассказывала, не кривя душой, что носит платья очень маленького размера и может покупать одежду в детских отделах. She wore high-school garments and short socks in summer, displaying spindly legs with hard blue veins. Летом она одевалась как школьница и носила короткие носки, выставляя на всеобщее обозрение тощие ноги с затверделыми синими венами. She adored celebrities. That was her mission in life. Она обожала знаменитостей, и в этом был смысл её жизни. She hunted them grimly; she faced them with wide-eyed admiration and spoke of her own insignificance, of her humility before achievement; she shrugged, tight-lipped and rancorous, whenever one of them did not seem to take sufficient account of her own views on life after death, the theory of relativity, Aztec architecture, birth control and the movies. Она целеустремлённо за ними охотилась; знакомилась с ними, вытаращив глаза от восторга и говоря им о незначительности собственной персоны, о смирении перед теми, кто чего-то добился в жизни. Она злобно сжимала губы и поводила плечами, когда кто-то из выдающихся людей недостаточно, по её мнению, внимательно относился к её собственным воззрениям на жизнь после смерти, теорию относительности, архитектуру ацтеков, контроль за рождаемостью и новые фильмы. She had a great many poor friends and advertised the fact. Среди её друзей было множество бедняков, и этот факт она широко рекламировала. If a friend happened to improve his financial position, she dropped him, feeling that he had committed an act of treason. Если кому-то из этих друзей удавалось улучшить своё финансовое положение, она порывала с ним, чувствуя при этом, что он её предал.
She hated the wealthy in all sincerity: they shared her only badge of distinction. Она искренне ненавидела богатых - ведь их возвышало над всеми прочими то же, что и её. She considered architecture her private domain. Архитектуру она считала своей вотчиной. She had been christened Constance and found it awfully clever to be known as "Kiki," a nickname she had forced on her friends when she was well past thirty. Родители дали ей имя Констанс, но она посчитала чрезвычайно остроумным, чтобы все звали её Кики. Это прозвище она навязала всем своим знакомым, когда ей было уже далеко за тридцать. Keating had never felt comfortable in Mrs. Holcombe's presence, because she smiled at him too insistently and commented on his remarks by winking and saying: Китинг никогда не чувствовал себя уютно в присутствии миссис Холкомб. Она слишком настойчиво ему улыбалась, а на любую его фразу отвечала подмигиванием и словами: "Why, Peter, how naughty of you!" when no such intention had been in his mind at all. "Ах, Питер, какой же вы проказник!", хотя ничего похожего у него и в мыслях не было. He bowed over her hand, however, this afternoon as usual, and she smiled from behind the silver teapot. Однако сегодня он, как обычно, с поклоном поцеловал ей руку, а она улыбнулась ему из-за серебряного чайничка. She wore a regal gown of emerald velvet, and a magenta ribbon in her bobbed hair with a cute little bow in front. На ней было царственное вечернее платье из изумрудного бархата, а во взбитых коротких волосах застряла ядовито-красная ленточка с тошнотворным бантиком. Her skin was tanned and dry, with enlarged pores showing on her nostrils. Кожа её была сухой и загорелой, с крупными порами, особенно на ноздрях.
She handed a cup to Keating, a square-cut emerald glittering on her finger in the candlelight. Она протянула Китингу фарфоровую чашечку, сверкнув при свете свечей квадратным изумрудом на пальце.
Keating expressed his admiration for the capitol and escaped to examine the model. Выразив восхищение капитолием, Китинг поспешно отошёл и принялся рассматривать макет.
He stood before it for a correct number of minutes, scalding his lips with the hot liquid that smelled of cloves. Он выстоял перед макетом положенное число минут, обжигая губы горячей жидкостью, пахнущей гвоздикой.
Holcombe, who never looked in the direction of the model and never missed a guest stopping before it, slapped Keating's shoulder and said something appropriate about young fellows learning the beauty of the style of the Renaissance. Холкомб, который ни разу не взглянул в сторону макета и не упустил из виду ни единого гостя, подошедшего полюбоваться его творением, хлопнул Китинга по плечу и сказал что-то приятное о молодых людях, познающих красоту стиля эпохи Возрождения.
Then Keating wandered off, shook a few hands without enthusiasm, and glanced at his wrist watch, calculating the time when it would be permissible to leave. Затем Китинг просто слонялся без дела, без особого восторга пожимая руки, и то и дело поглядывал на часы, высчитывая момент, когда уже можно будет откланяться.
Then he stopped. Вдруг он остолбенел.
Beyond a broad arch, in a small library, with three young men beside her, he saw Dominique Francon. В небольшой библиотеке, соединённой с залом широким арочным проёмом, он увидел Доминик Франкон в окружении трёх молодых людей.