Выбрать главу
A museum piece? Музейный экспонат? How did that happen?" Как это произошло? "I broke it." - Я сама её разбила. "How?" -Как? "I threw it down the air shaft. - Выбросила в вентиляционную шахту. There's a concrete floor below." Там внизу бетонный пол. "Are you totally crazy? -Ты с ума сошла? Why?" Зачем? "So that no one else would ever see it." - Чтобы никто другой никогда не мог её увидеть. "Dominique!" - Доминик! She jerked her head, as if to shake off the subject; the straight mass of her hair stirred in a heavy ripple, like a wave through a half-liquid pool of mercury. Она резко тряхнула головой, словно отгоняя от себя эту тему. По прямым густым волосам пробежала волна, словно по поверхности наполненного ртутью сосуда. She said: Она сказала: "I'm sorry, darling. - Извини, дорогой. I didn't want to shock you. У меня и в мыслях не было тебя шокировать. I thought I could speak to you because you're the one person who's impervious to any sort of shock. Мне казалось, что я могу поговорить с тобой, поскольку ты единственный человек, которого ничем не проймёшь. I shouldn't have. Мне не следовало бы так делать. It's no use, I guess." Наверное, это было бессмысленно. She jumped lightly off the table. - Она легко спрыгнула с краешка стола, на котором сидела. "Run on home, Alvah," she said. - Беги домой, Альва, - сказала она. "It's getting late. - Уже поздно.
I'm tired. Я устала. See you tomorrow." Увидимся завтра. Guy Francon read his daughter's articles; he heard of the remarks she had made at the reception and at the meeting of social workers. Гай Франкон читал статьи дочери. Он слышал о её высказываниях на приёме и на благотворительном собрании.
He understood nothing of it, but he understood that it had been precisely the sequence of events to expect from his daughter. Он понял только одно - именно такой последовательности действий и следовало ожидать от его дочери.
It preyed on his mind, with the bewildered feeling of apprehension which the thought of her always brought him. Эта мысль не давала ему покоя, смешиваясь с недоумением и смутным предчувствием какой-то опасности, возникавшим у него всякий раз, когда он думал о Доминик.
He asked himself whether he actually hated his daughter. Он задавался вопросом: может быть, он и вправду ненавидит собственную дочь?
But one picture came back to his mind, irrelevantly, whenever he asked himself that question. Но когда бы он ни спрашивал себя об этом, в его сознании невольно возникала одна и та же картина.
It was a picture of her childhood, of a day from some forgotten summer on his country estate in Connecticut long ago. Она относилась к детству Доминик, к одному дню давно позабытого лета в их загородном поместье в Коннектикуте.
He had forgotten the rest of that day and what had led to the one moment he remembered. Остальные детали этого дня он забыл, забыл и то, что привело к моменту, врезавшемуся ему в память.
But he remembered how he stood on the terrace and saw her leaping over a high green hedge at the end of the lawn. Но он помнил, что стоял на террасе и смотрел, как она прыгает через высокую живую изгородь на краю лужайки.
The hedge seemed too high for her little body; he had time to think that she could not make it, in the very moment when he saw her flying triumphantly over the green barrier. Изгородь казалась слишком высокой для её крошечного тельца. Он ещё успел подумать, что ей ни за что не перепрыгнуть, но в то же мгновение увидел, как она, торжествуя, перелетела через зелёный барьер.
He could not remember the beginning nor the end of that leap; but he still saw, clearly and sharply, as on a square of movie film cut out and held motionless forever, the one instant when her body hung in space, her long legs flung wide, her thin arms thrown up, hands braced against the air, her white dress and blond hair spread in two broad, flat mats on the wind, a single moment, the flash of a small body in the greatest burst of ecstatic freedom he had ever witnessed in his life. Он не мог вспомнить ни начала, ни конца этого прыжка, но всё ещё видел, как на кинокадре, вырезанном и застывшем навсегда, то мгновение, когда её тело повисло в пространстве, - широко раскинутые длинные ноги, взметнувшиеся тонкие руки, напряжённые ладони, белое платье и светлые волосы, реющие на ветру, как два полотнища, - маленькое яркое пятнышко её тела в великом порыве восторга и свободы. Такого порыва он больше никогда не видел. Он не знал, почему его память запечатлела то мгновение, какое осознание его важности, тогда ещё не понятое, сохранило этот момент, тогда как многое куда более существенное стёрлось навсегда.
He did not know why that moment remained with him, what significance, unheeded at the time, had preserved it for him when so much else of greater import had been lost. Он не знал, почему этот момент непременно возникал всякий раз перед его глазами, когда он начинал испытывать озлобление по отношению к дочери.