| It was the year 1892. |
Так было в 1892 году. |
| The Columbian Exposition of Chicago opened in the year 1893. |
А в 1893 году в Чикаго прошла Всеамериканская выставка. |
| The Rome of two thousand years ago rose on the shores of Lake Michigan, a Rome improved by pieces of France, Spain, Athens and every style that followed it. |
На берегах озера Мичиган вырос Рим двухтысячелетней давности, Рим, дополненный кусками Франции, Испании, Афин и всех последующих архитектурных стилей. |
| It was a "Dream City" of columns, triumphal arches, blue lagoons, crystal fountains and popcorn. |
Это был город мечты, состоявший из колонн, триумфальных арок, голубых лагун, хрустальных фонтанов и хрустящей кукурузы. |
| Its architects competed on who could steal best, from the oldest source and from the most sources at once. |
Архитекторы состязались, кто искуснее украдёт, кто воспользуется самым древним источником или наибольшим числом источников одновременно. |
| It spread before the eyes of a new country every structural crime ever committed in all the old ones. |
Здесь перед глазами молодой страны развернулась картина всех преступлений из области архитектуры, когда-либо совершённых в более древних странах. |
| It was white as a plague, and it spread as such. |
Это был белый город, белый, как чумной балахон, и появившаяся здесь зараза распространялась со скоростью чумы. |
| People came, looked, were astounded, and carried away with them, to the cities of America, the seeds of what they had seen. |
Люди приходили, смотрели, дивились - и увозили с собой во все города Америки впечатления от увиденного. |
| The seeds sprouted into weeds; into shingled post offices with Doric porticos, brick mansions with iron pediments, lofts made of twelve Parthenons piled on top of one another. |
Из этих семян вырос буйный сорняк - почты с черепичными крышами и дорическими портиками, кирпичные особняки с чугунными фронтонами, высотки из двадцати Парфенонов, поставленных друг на дружку. |
| The weeds grew and choked everything else. |
Сорняки разрастались и душили всё остальное. |
| Henry Cameron had refused to work for the Columbian Exposition, and had called it names that were unprintable, but repeatable, though not in mixed company. |
Г енри Камерон отказался работать на Всеамериканскую выставку, он ругал её всеми непечатными словами, допустимыми, однако, к воспроизведению, - но только не в обществе дам. |
| They were repeated. It was repeated also that he had thrown an inkstand at the face of a distinguished banker who had asked him to design a railroad station in the shape of the temple of Diana at Ephesus. |
Его слова незамедлительно воспроизводились наряду с рассказами о том, как он бросил чернильницу в лицо известнейшему банкиру, когда тот попросил его спроектировать железнодорожный вокзал в форме храма Артемиды Эфесской. |
| The banker never came back. |
Банкир больше к Камерону не обращался. |
| There were others who never came back. |
И не он один. |
| Just as he reached the goal of long, struggling years, just as he gave shape to the truth he had sought - the last barrier fell closed before him. |
Едва лишь замаячила вдали цель, к которой Камерон шёл долгие и трудные годы, едва лишь истина, которую он искал, стала приобретать осязаемые формы, как перед ним опустился последний шлагбаум. |
| A young country had watched him on his way, had wondered, had begun to accept the new grandeur of his work. |
В молодой стране, наблюдавшей за его безумной карьерой, удивлявшейся и восхищавшейся, начал было прививаться вкус к величию его творений. |
| A country flung two thousand years back in an orgy of Classicism could find no place for him and no use. |
Но в стране, отброшенной на два тысячелетия назад в безудержном приступе классицизма, ему не было места, такой стране не было до него дела. |
| It was not necessary to design buildings any longer, only to photograph them; the architect with the best library was the best architect Imitators copied imitations. |
Теперь стало вовсе не обязательно проектировать дома, достаточно было их сфотографировать. Архитектор с наилучшей библиотекой признавался наилучшим архитектором. Подражатели подражали подражаниям. |
| To sanction it there was Culture; there were twenty centuries unrolling in moldering ruins; there was the great Exposition; there was every European post card in every family album. |
И всё это благословлялось от имени Культуры с большой буквы; из руин поднялись двадцать веков; торжествовала великая Выставка; а в каждом семейном альбоме появились европейские цветные открытки на любой вкус. |
| Henry Cameron had nothing to offer against this; nothing but a faith he held merely because it was his own. |
Этому Генри Камерон ничего противопоставить не мог. Ничего, кроме веры, которой он держался только потому, что сам её основал. |
| He had nobody to quote and nothing of importance to say.
|