Короче говоря, в то время как многие из переселенцев были в душе простыми крестьянами без каких-либо конкретных политических убеждений, в этих новых деревеньках и лагерях было достаточно много убежденных антикоммунистов, кое-кто из которых был готов выполнять роль “пятой колонны”. Они умудрялись поддерживать связь со своими единомышленниками в Румынии, а аналогичные румынские группы имели прочные связи с Западом.
Михаил Симонов, с полным комплектом документов, удостоверяющих его как горожанина, доставлявшего постоянные неприятности властям и представшего перед выбором: отправиться в глубинку в качестве “комсомольца-добровольца” или примерно в такие же места в качестве заключенного, попал в семейство Кириеску в деревне Елинка и начал трудиться лесорубом. Только старик Кириеску и его старший сын Юрий знали, зачем на самом деле находится у подножья Уральских гор Джаз, и оказывали ему помощь, предоставляя сколько угодно времени для выполнения оперативного задания. Он “искал золотишко”, “рыбачила, “охотился”, но Казимир и Юрий знали, что на самом деле он шпионит. Кроме того, они знали, чем именно он интересуется, что его задание — проникнуть в секреты экспериментальной военной базы, расположенной в самом центре Печорского прохода.
— Ты не только рискуешь своей шкурой, ты понапрасну тратишь время, — угрюмо пробормотал старик как-то вечером, вскоре после того, как Джаз поселился в семействе Кириеску.
Этот вечер он хорошо запомнил; Анна Кириеску и ее дочь Тасси ушли на какое-то женское собрание в деревне, а младший брат Юрия, Каспар, уже спал. Было самое время для первого серьезного разговора.
— Тебе не нужно ходить туда для того, чтобы узнать, что там происходит, — продолжал Казимир. — Мы с Юрием сами можем рассказать тебе об этом, как могли бы рассказать почти все местные, если бы захотели.
— Оружие! — вставил Юрий, его огромный, неуклюжий, добродушный сын, подмигивая и кивая массивной лохматой головой. — Оружие, какого еще никто не видел и даже не представлял; чтобы Советы могли запугать всех остальных. Они строят его там, в ущелье, и уже испытывали его, только неудачно!
Старый Казимир пробурчал что-то в знак согласия, сплюнув в огонь для демонстрации своей меткости и подчеркивая согласие с оценкой сына.
— Это произошло примерно два года назад, — сказал он, глядя в огонь, ревущий в сложенном из камней камине, — но мы уже за несколько недель поняли, что там что-то затевают. Понимаешь, там все время стали гудеть какие-то машины. Большие моторы, от которых питалась эта штука.
— Верно, — вновь подхватил Юрий. — Большие турбины под плотиной. Помню, как их устанавливали четыре с лишним года назад, еще до того, как все там закрыли свинцовой крышей. Уже тогда они запретили рыбачить и охотиться вокруг старого прохода, но я все равно ходил туда. Когда они построили эту плотину, в искусственном озере рыба просто кишмя кишела! Стоило получить разок по морде и написать объяснительную, если попадешься. Я тогда еще был глупым и думал, что и нам достанется электричество. Его у нас до сих пор нет... но зачем им столько энергии, а? — И он почесал нос.
— Так или иначе, — продолжил отец, — в этих местах по ночам бывает так тихо, что любой крик или лай собаки слышно на несколько километров. Ясно, что и турбины было слышно, когда их запустили. Хотя они стояли под землей в ущелье, рев и вой слышны были на всю деревню. Насчет электричества — для чего оно им было нужно — это понятно: они там копали котлованы, рыли туннели, что-то сверлили, жгли круглые сутки свет, вели взрывные работы. Ну да, и себе удобства обеспечивали, а мы тут в Елизинке так и топим дровами. А вытащили они оттуда, из ущелья, думаю, тысячи тонн камня, так что, Бог знает — простите, что всуе помянул — какие они норы сумели накопать под этой горой!
Теперь опять настал черед Юрия:
— Вот там они и делали оружие — внутри горы! А потом решили испытать его. Отец и я, мы поставили несколько капканов и в тот вечер возвращались домой поздно. Я помню, как сейчас, вечер был вроде сегодняшнего — звездный, ясный. В лесу, где было потемнее, через кроны видно было зарево северного сияния — полосами...
Турбины ревели как никогда, так что вроде даже воздух вибрировал. Но, понимаешь, это все было вдали — этот рев — потому что отсюда до Проекта километров десять. А там мы были где-то посередине — километрах в четырех-пяти от ущелья. Ну, ты сам представляешь, сколько силы можно получить из этой реки.
— На гребне Григорьевского перевала, — подхватил Казимир, — мы остановились и оглянулись. Море света, прямо зарево стояло по краям всего Печорского ущелья. Ну, я поселился здесь одним из первых, можно сказать, первая жертва Хрущева, — и за все эти годы ничего подобного не видел. Нет, это было не что-то природное, это была машина, какое-то оружие! Потом... — он покачал головой, пытаясь подобрать нужные слова, — началось что-то совсем несусветное!
На этом этапе рассказа Юрий не выдержал и вновь вмешался в повествование.
— Турбины взвыли как безумные, — сказал он. — А потом вдруг как будто кто-то вздохнул или охнул! Поток света... нет, световая труба, как какой-то огромный, ярко светящийся цилиндр выстрелился из ущелья, осветил все горы, как днем, и стал взлетать в небо. Быстро! Молния по сравнению с ним стояла бы на месте! Так, во всяком случае, казалось. Это было пульсирование света: в глазах горело только послесвечение от него, а самого света было не увидеть. А потом он исчез, как ракета улетел в космос. Обратная молния? Лазер? Гигантский прожектор? Нет, ничего подобного — оно было гораздо... как бы тверже.
При этих словах Джаз улыбнулся, но свое слово сказал старый Казимир.
— Юрий прав, — заявил он. — Когда это началось, стояла ясная ночь, но за час непонятно откуда появились облака и пошел теплый дождь. Потом задул горячий ветер — как будто дыхание огромного зверя — откуда-то с гор. А утром с гор и перевалов стали прилетать птицы и умирать — тысячами. И звери тоже! Никакой луч света, пусть самый сильный, не может натворить такое. И это еще не все, потому что сразу после того, как они это испытали, после того, как выстрелили этим светом в небо, пошел запах горелого. Ну, знаете, как когда горит электроизоляция? Может быть, озон? А потом мы услышали, как завыли сирены.
— Сирены? — это особенно заинтересовало Джаза. — Из их Проекта?
— Конечно, а откуда же еще? — ответил Казимир. — Сирены тревоги, аварийные! Произошел несчастный случай, катастрофа. Ну да, мы слышали слухи. И в течение следующих двух-трех недель... туда-сюда летали вертолеты, по новой дороге разъезжали “Скорые помощи”, люди в скафандрах удаляли радиацию со стен ущелья. И говорили вот что: отдача! Это оружие действительно выстрелило в небо, — с этим все у них получилось — но оно же дало отдачу в ту пещеру, где его установили. Там все выжгло — расплавило камни, обрушило крышу, чуть не сбросило весь этот свинцовый щит! Мертвецов выносили оттуда целую неделю, и с тех пор эту штуку больше не испытывали.
— А что сейчас? — последнее слово, конечно, должно было остаться за Юрием. Он пожал своими могучими плечами. — Время от времени гоняют турбины, наверное, чтобы не заржавели; но, как говорит отец, с этим своим оружием они поутихли. Больше никаких испытаний. Может быть, самый первый раз их чему-то научил, а может быть, у них получилось что-нибудь такое, чего они и сами не понимают. Я, например, думаю, что они просто не знают, как управлять им. Я считаю, они с ним покончили. Правда, это не объясняет, почему они продолжают там крутиться, почему не демонтировали свое барахло и не убрались.