– Это Древо жизни. Немало чернил я пролил в попытках объяснить неофитам сокровенный смысл этого символа. Увы, большая часть чернил погибла впустую.
– Ладно, профессор, почему бы тебе нас не просветить? – фыркнула Хило без особой враждебности.
Видимо, виски был действительно хорош.
– Нет. Я не хочу влиять на восприятие Мерси. Сегодня просвещением будет заниматься она. – Оливер театрально переместил свои стихийные ингредиенты к рисунку, поместив землю и огонь в нижнюю часть пентаграммы, а воздух и воду – в верхние боковые лучи. – А теперь – «дух», или, точнее, «сила».
Он поманил меня к себе. Я подошла и встала на верхнем луче звезды.
– А что дальше? Я ничего толком не понимаю.
Я решила отойти, но дядя стремительно протянул руку и удержал меня на месте.
– Не двигайся. Слушай свою интуицию, Конфетка. Матушка, встань, пожалуйста, рядом с Мерси – вне пентаграммы.
Хило прошаркала в схему, не переставая бдительно наблюдать за Оливером.
– Спасибо, – сказал он, покинув меловой рисунок и выуживая из недр сумки металлическую чашу и короткую палку.
Я тряхнула головой и собралась задать вопрос, но суровый взгляд Оливера заставил меня замолчать. Я уступила.
– Что ты еще задумал? – спросила Хило.
Вместо ответа Оливер ударил по стенке чаши той частью палки, которая была обмотана фетром. Раздался ясный звон, напоминающий колокольный.
– Поющая чаша, – провозгласил Оливер, когда звук стих.
– Угу, – промычала Хило. – Точно.
Оливер уселся на пол по-турецки и поставил чашу на свою раскрытую ладонь. Зажмурившись, он сделал глубокий вдох, выпрямил спину и во второй раз ударил мягкой стороной импровизированного молоточка по металлу. Потом он поднял пальцы, заставляя тембр меняться, и начал осторожно покачивать чашу из сторону в сторону. Звук переливался, становясь то выше, то ниже. Он был настолько мелодичный, что сразу успокоил меня. Я отдалась ему, и в ту же секунду Оливер улыбнулся.
– Правильно, – произнес он довольным тоном. – Мерси, пытайся определить, где звук начинается и заканчивается.
Он ударял по чаше снова и снова, и постепенно повторы сложились в некий ритм. Звон наплывал и убегал, а я ощущала малейшие колебания. Они накладывались друг на друга, становясь глубже и шире, создавая волну, которая меня подхватила. Я больше не замечала окончания музыкальной фразы. Оливер принялся раскачиваться влево и вправо. Я смотрела на него и, не успев опомниться, почувствовала, что мое тело стало невесомым. Мое дыхание приобрело ритм этих колебаний и слилось со звоном.
Теперь я слышала только чашу, но, похоже, Оливер как-то общался с Хило, потому что она открыла банку – и огоньки выпорхнули оттуда, опустившись на мою руку. После этого я окунулась в мерцающий свет. Звуки и сияние соединились воедино и перетекали в Древо жизни, начертанное на полу. Его контуры казались мне очень четкими, и внезапно изображение вспыхнуло в моем мозгу. Я услышала странный напев и поняла, что это – не просто рисунок или схема. Древо являло собой двумерное выражение чего-то поистине огромного и по-настоящему живого. Оно даже не могло поместиться в нашем мире. Я смотрела, как линии превращаются в оригами, уходящие в иные измерения, которые я не никогда не могла даже вообразить. Круги накладывались друг на друга и неожиданно замерли, приняв форму безупречный призрачно-голубой сферы. А я осознала, что нахожусь в темном пространстве, которое не имело ни конца, ни края.
– Где мы? – громко спросила я, ни к кому не обращаясь.
Шар завращался с безумной скоростью, а на меня рванулись образы. Эпохи и мгновения… и все вероятности, которые в них таились.
Аромат духов Мэйзи вновь окутал меня, и мои мысли устремились к сестре. Что-то оказалось у меня в левой руке. Опустив голову, я обнаружила, что на ладони обожженный земляной ком. Тягучая жидкость потекла по моим пальцам, сделав почву влажной. Воспоминания о Мэйзи поглощали меня, и пламя в моей правой руке обожгло меня, как жаркое солнце. В один миг земля стала горой, а жидкость трансформировалась в море. Любимый аромат цветком расцвел там, где суша и соленые воды встретились под теплыми лучами звезды. Вращение голубой сферы замедлилось, а яркие образы начали фокусироваться и спустя некоторое время сконцентрировались в ярко-красную дверь с черными панелями, к которой вела черная же лестница с перилами. Но тут что-то прикоснулось к моей ноге и пролезло между ногами, описывая восьмерку. Я изумленно уставилась вниз и увидела возле себя трехлапую кошку Хило.
– Шредингер, – произнесла она и растворилась во тьме.
Сначала однословное послание меня озадачило, но потом меня осенило. Подобно кошке в знаменитом мысленном эксперименте Шредингера[2]. Мэйзи застыла в таком месте, где вероятности были неограниченными. Грань заперла ее в состоянии неустойчивости, как спящую красавицу, дожидающуюся спасителя. Я ощутила присутствие сестры. Линия заключила ее в ощущение благоговения и изумления – она потерялась в собственном восторге, которое очень походило на то, которое почувствовала я, когда грань впервые заметила меня. Звон стих. Сфера померкла, а затем принялась раскрываться круг за кругом, черта за чертой. Я перенеслась в магический зал Хило, а Древо жизни опять стало рисунком, сделанным мелом на полу. Оливер отхлебнул виски прямо из бутылки.
2
Мысленный эксперимент, который предложил австрийский физик-теоретик Эрвин Шредингер – один из создателей квантовой механики. Суть эксперимента заключается в том, что есть ящик и кот. В ящике имеется механизм, содержащий радиоактивное атомное ядро и емкость с ядовитым газом. Вероятность распада ядра составляет 50 % за один час. После распада емкость открывается, а кот погибает, но если распада нет, то и герой эксперимента остается жив. Однако невозможно определить, жив он или мертв, не открыв сам ящик. Согласно же квантовой механике, если над атомным ядром не производится наблюдение, то происходит так называемая «квантовая суперпозиция» – то есть и ядро, и кот одновременно находятся во всех возможных состояниях. Поэтому возникает вероятность того, что кот и жив, и мертв одновременно.