Хаусон, забыв о присутствии другой девушки, устремился навстречу своей невесте и поцеловал ее, а я подумал на мгновение, что сейчас произойдет одна из тех отвратительных вспышек злобы, на которые так способны умственно неполноценные, когда с Моной Кейли произошла внезапная перемена, и я стал свидетелем удивительного явления — я увидел, как вошла душа и вступила во владение своим телом.
Пока девушка наблюдала разыгрывавшуюся перед ней сцену, разум медленно проявлялся в ее затуманенных глазах. На мгновение было совершенно неясно: бросится она вперед и разъединит их, или же останется в стороне? Я стоял позади ничего не замечающих беспечных влюбленных, напрягшись, как пружина, готовый перехватить ее в случае необходимости. Ждать пришлось долго, пока незнакомый с работой мозг неохотно прилагал непривычные усилия.
Затем девушка медленно повернула прочь. Она тихо шла по траве, не замечаемая двумя другими, отыскивая убежище в кустарнике, как ищет укрытия раненое животное, но ее движения больше не были движениями, выполняемыми непослушными конечностями. Это были движения женщины, шествующей впереди королей, но в то же время это были движения женщины, раненной в сердце.
Когда она проходила под деревьями, я последовал за ней и взял ее за руку, инстинктивно произнося слова утешения, хотя и не ждал ответа. Она повернула ко мне темные, полные невыплаканных слез глаза, светящиеся страшным знанием.
— Это должно было случиться, — произнесла она ясно и отчетливо первые в своей жизни слова. Затем освободила свою руку и пошла одна.
В последующие дни мы наблюдали, как душа Моны то покидала тело, то вновь возвращалась в него. Временами перед нами была не думающая ни о чем слабоумная, а временами — одна из тех женщин, которые делали историю. И хотя навыки общения у нее развивались медленно, она часто в полную силу использовала свои способности. И что это были за способности! Я читал об удивительных женщинах эпохи Ренессанса — сейчас я видел одну из них.
Иногда, когда ее страдания становились невыносимыми, душа выскальзывала на время и отдыхала где-то в неведомых райских полях, опять оставляя нашим заботам безумное тело. Но всякий раз она возвращалась, полная новых сил. С кем она беседовала и кто оказывал ей помощь, мы никогда не знали, но всякий раз она встречалась лицом к лицу с агонией перевоплощения и несла свое бремя с обновленным мужеством и знанием.
Слабый, заново пробуждающийся разум Моны постигал Хаусона до самых глубин, проникая во все углы и закоулки, сознательные и подсознательные, и, конечно, она была самой совершенной сиделкой, какую он когда- либо мог иметь. Охваченному паникой разуму никогда нельзя позволять метаться среди тьмы и ужаса смерти. Инстинктивно она чувствовала приближение кошмаров у Хаусона и прикосновением своей руки возвращала его мятущуюся душу в безопасную гавань.
Так, получив защиту от ужасных приступов, мозг Хаусона начал выздоравливать. С каждым днем приближалось время, когда он будет в состоянии покинуть лечебницу и жениться на женщине, с которой был обручен, и с каждым днем Мона Кейли своим инстинктивным умением и заботливым уходом ускоряла приближение этого момента.
Я подумал, что он уйдет и женится на женщине, с которой обручен, а не на женщине, которую он любил, так как именно в это время стоило Моне Кейли пошевелить пальцем — и она могла вызвать в его сознании старые воспоминания и привлечь Хаусона к себе. И я, все время наблюдавший за ней, был уверен, что она полностью сознает это. Несведущая женщина не могла бы обходить препятствия так искусно, как это делала она.
В ночь накануне его ухода она впала в свое прежнее состояние. Час за часом Тавернер и я сидели возле нее, когда она, казалось, едва дышала, настолько полным было отделение ее души от тела.
— Она заперлась в своем собственном подсознании и движется среди воспоминаний прошлого, — прошептал Тавернер, обращаясь ко мне, когда слабые конвульсии пробежали по неподвижной фигуре.
И вдруг что-то изменилось.
— О, — сказал Тавернер, — теперь она вышла!
Изящная белая рука медленно поднялась — рука, которая, пока я за ней наблюдал, превратилась из вялого, вызывающего чувство отвращения предмета в крепкую и энергичную, — и ряд ударов последовал в стену у кровати, которые отбивали костяшки пальцев обычной руки.