Мы шли по вересковым тропам по направлению к Фрэншему, и внезапно я с досадой осознал, что идем мы по любимой тропе Дианы, ведущей к небольшой сосновой роще магии и дурных предзнаменований. Если бы я мог, я бы охотно избежал рощи, ибо не хотел напоминаний о некоторых событиях, о которых — я чувствовал — лучше было бы забыть для собственного спокойствия, но у нас не было другого варианта, если не идти милю или две по колено в вереске. В легкой тени деревьев мы остановились, и Тенант пристально вглядывался в длинные стволы, окруженные темными кисточками сосновых иголок, которые были похожи на островки на фоне бесконечного неба.
— На макушке дерева домик Уэнди![1] — сказал он, обращаясь к себе самому, забыв о моем присутствии, и я представил себе, как его утомленной душе хотелось бы уснуть навсегда в качающейся люльке из древесных ветвей. Под горячими лучами солнца из сосен струился фимиам, а глубокая голубизна неба напоминала Италию, что нередко можно наблюдать над этими просторами. Теплый ветерок мягко шевелил вереск, донося жужжание бесчисленных пчел и далекое блеяние овец. Мы прилегли на теплую землю, и даже Тенант на этот раз казался счастливым. Что же касается меня, то каждый вдох этого теплого искрящегося воздуха вносил покой в мою израненную душу.
Тенант сидел без шляпы, в расстегнутой рубашке, откинув назад голову, опираясь о дерево с красной грубой корой, и внимательно смотрел в голубую даль, тихо насвистывая сквозь зубы. Я лежал на спине на сосновых иголках, и мне казалось, что я сплю. Во всяком случае, я не слышал приближения Дианы и не ощущал ее присутствия, пока не поднял голову. Она лежала у ног Тенанта, глядя в его лицо немигающим взглядом животного, а он, как и раньше, тихо что-то насвистывал, но в его свисте появились изысканные тона флейты, те странные модуляции, с которых начались все мои неприятности. Я подумал о древнегреческом мире кентавров и титанов, которые странствовали и правили миром до того, как появился Зевс со своими придворными, заселивший небо людьми. Тенант не был даже первобытным человеком, он жил еще до Адама. Что же касается Дианы, она была дочерью не Евы, а Черной Лилит, предшественницы Евы. И я понял, что эти двое были из одного и того же мира и принадлежали друг другу. Боль старой раны пронзила меня, и я почувствовал зависть, ибо их мир был намного счастливее нашего цивилизованного рабства, но я лежал спокойно, наблюдая за их идиллией.
Тени сосен далеко протянулись по вересковым зарослям, прежде чем я вернул Тенанта на землю, и, когда мы шли домой в золотых лучах заходящего солнца, Диана шла с нами.
Когда я во время нашей обычной послеобеденной то ли беседы, то ли совещания рассказывал о случившемся Тавернеру, я увидел, что он вовсе не удивлен этим.
— Я надеялся, что это произойдет, — сказал он. — В данном случае это единственное возможное решение, какое я могу себе представить, но что скажет ее семья?
— Я думаю, они скажут: «Слава Богу» и сэкономят на ее приданом, — ответил я, и мое предсказание оказалось верным.
Это была самая странная свадьба, которую я когда- либо видел. Священник, чувствовавший себя очень неловко, но побоявшийся отказать в проведении церемонии; отлично драпированная мать со своими друзьями, из кожи вон лезущая, чтобы все шло, как положено; родственники жениха, чьи попытки в последнюю минуту заставить Тавернера выдать справку о его болезни были Тавернером пресечены, с яростью наблюдавшие, как уплывают из их рук десять тысяч фунтов стерлингов, находившихся до этого момента под их опекой; невеста, производящая впечатление только что пойманного дикого зверя, которая давно бы убежала из церкви, если бы Тавернер не дал ей ясно понять, что он приготовился на случай такого маневра, и не запретил ей уходить; и жених, который был очень далеко отсюда, в каких-то одному ему известных небесах, на лице которого было написано такое блаженство, какого никогда не знали ни на суше, ни на море.
Отъезд счастливой пары на их медовый месяц был зрелищем для богов, которые, я убежден, присутствовали при этом. Все свадебные гости в своих свадебных нарядах выстроились у парадной двери, когда оттуда вышла Диана в своей тунике эльфа и, как кролик, стрелой помчалась по дороге. Более спокойным шагом за ней последовал супруг, ведущий осла, на спине которого лежала упакованная палатка, а по бокам свисала кухонная утварь.
1
«Домик Уэнди» — игрушечный домик, в котором дети могут играть, назван по имени девочки Уэнди в пьесе Дж. Барри «Питер Пэн».