– Вы нашли его?
– Да. Вчера вечером. Во время отлива, – ответил Фокс.
– Где?
– Примерно в четырех милях отсюда.
– Он сделал это умышленно, Фокс.
– Я так и понял. Кумб сказал мне.
– Ну, хватит вам, – перебил Кертис.
– Подожди. Фокс, при нем что-нибудь нашли? Нашли, я спрашиваю?
– Ладно уж, скажите ему, – уступил Кертис.
– Да, мистер Аллейн, нашли. Оно, можно сказать, превратилось в какое-то мыло, но понять можно. Первый экземпляр того самого списка и фотография.
– Ага. Значит, она отдала это ему. Я так и думал.
Он вздохнул и закрыл глаза.
– Вот и хорошо, – сказал Кертис. – Поспи еще.
3
– Моя сестра, Фанни Уинтерботтом, – говорила два дня спустя мисс Эмили, – однажды со свойственной ей экстравагантностью заметила, что, где бы я ни появлялась, я везде поднимаю такой же шум, как дебоширящий дервиш. Конечно, ей дороже всего была забавная аллитерация, и она плевать хотела на смысл. Но будь Фанни жива, она бы непременно почувствовала правоту своего замечания. Я такого натворила в Порткарроу…
– Моя дорогая мисс Эмили, не кажется ли вам, что в данном случае вы сами впадаете в присущую миссис Уинтерботтом слабость к преувеличениям. Смерть мисс Кост никак не связана с вашим решением восстановить порядок в этих местах.
– Связана, – настаивала мисс Эмили, хлопая затянутой в перчатку ручонкой по деревянному сиденью стула. – Давайте рассуждать логически. Если бы я не упорствовала в своем, ее нервная система не расшаталась бы до такого состояния и она вела бы себя иначе.
– Откуда вам знать? – удивился Аллейн. – Толчком могло послужить что угодно. При ней была ее тайна. А если имеешь при себе взрывчатое вещество, одно это уже чревато опасностью. Если бы вы, мисс Эмили, не приехали на остров, Бэрримор с Мэйном все равно смеялись бы над ней во время праздника.
– Тогда бы их смех ее не так больно задел. – Мисс Эмили пристально посмотрела на Аллейна. – Я вас утомляю. Мне пора. Меня ждут в машине эти добрые дети. Просто я зашла сказать вам au revoir, мой дорогой Родерик.
– Вы меня вовсе не утомляете, а ваш эскорт подождет. Они наверняка даже очень рады этой задержке. Так не пойдет, мисс Эмили. Ведь я вижу – вас снедает любопытство.
– Не любопытство, а вполне естественное отвращение ко всякого рода неясностям и оксюморонам.
– Понимаю как нельзя лучше, – поспешил признаться Аллейн.
– Когда вы впервые заподозрили доктора Мэйна? – спросила старушка.
– Когда вы сказали мне, что не видели никого, кроме Уолли.
– А я должна была узреть доктора Мэйна?
– Вы бы обязательно узрели, как он уплывал. А тут еще Триэрн заявил, что видел, как примерно в пять минут девятого Мэйн отчаливал на своем катере. Зачем доктор солгал? И что он делал в эти полчаса?
– Вы не поверили рассказу бедной мадам Бэрримор?
– Ни на секунду. Если бы Мэйн был у нее, она сказала бы мне об этом во время нашего первого разговора. Разве вы не заметили, какой у него был изумленный вид, когда она вмешалась? А та не дала ему слова вымолвить. Нет, я ей не поверил, и, думаю, он это понял.
– Поэтому и пытался ретироваться?
– Очевидно, и поэтому тоже. Вероятно, почувствовал, что не может принять от нее этот щедрый подарок. Его, так сказать, осенило прозрение. А вдруг мы ей поверим, и тогда они смогут вместе куда-то уехать. В таком случае Мэйн до конца дней своих будет прикован к этой женщине самым страшным из всех обязательств.
– Да, мне кажется, он был гордый человек. Вы правы. Но продолжайте, бога ради.
– Мэйн говорил с мисс Кост возле церкви. Она сказала миссис Кастерс, что после службы собирается пойти к роднику и взять это ожерелье. Завидев Мэйна, она устремилась к нему, а миссис Кастерс вошла в храм. Мы не знаем, что произошло между ними. Думаю, мисс Кост снова и снова молила его о любви и в который раз получила отставку. У нее в сумке был этот отвратительный снимок и список дат свиданий. Она предъявила ему все это и даже могла сказать, что собирается отправить письмо в газету.
– И она…
– Да. Мы обнаружили его в почтовом ящике. Итак, он знал, что она будет возле родника. Я думаю, моя руки на кухне у Трэтевеев, он выглядывал в окно. Скорей всего, видел Уолли и, быть может, вас. Видел, как Бэрримор сорвал ваше уведомление и ушел. Выйдя от Трэтевеев, он направился к роднику и вошел за ограждение. Разумеется, у него были при себе жетоны. Он спрятался за валуном и стал поджидать мисс Кост. Он знал, что вокруг полно обломков породы – ему прекрасно была знакома эта местность.
– О, да.
– Когда все было кончено, он уничтожил свои следы плоским камнем, а позже, прибыв на место преступления, слазил туда и прошелся поверху, обезвредив таким образом предыдущие следы, если они вдруг остались. В восемь десять Мэйн вернулся домой на своем катере и стал ждать, когда его вызовут обследовать труп.
– Я тоже начинаю чувствовать себя трупом, когда вспоминаю, что он и меня осматривал. Холодный расчетливый человек. А ведь я ему симпатизировала.
– Я тоже, – признался Аллейн. – Естественно, его целью было заставить нас поверить в то, что мисс Кост убили, приняв за другую, но он был слишком умен, чтобы самому навязывать нам эту версию. Он рассчитывал, что во всем обвинят Уолли и, признав недееспособным, поместят в соответствующее заведение, что, как он справедливо заметил, могло бы оказаться для мальчика к лучшему.
– Я позабочусь об этом отроке, – изрекла мисс Эмили. – Ведь существуют специальные школы. – Она с любопытством посмотрела на Аллейна. – А что бы вы делали, если бы не погас свет или если бы вы не смогли его догнать?
– Ну что же, последовала бы обычная процедура. Мы бы попросили его зайти в кабинет к Кумбу и дать показания. Сомневаюсь, смогли бы мы возбудить против него дело. Поскольку версия о виновности Уолли отпадала, думаю, Мэйн не позволил бы, чтобы по обвинению в убийстве арестовали Бэрримора или кого-то еще. Но я рад, что все случилось именно так. Провидение наказало его и без помощи полиции…
4
Пэтрик и Дженни сидели в машине возле самой воды. Багаж мисс Эмили и их чемоданы уже лежали в лодке. Мисс Эмили собиралась пожить несколько дней в отеле «Мэйнор-парк» и пригласила молодых людей погостить. Пэтрик собирался побыть с матерью, но та настояла, чтобы он непременно ехал.
– Я вдруг почувствовал себя таким неполноценным, – признался Пэтрик Дженни. – Словно я предал ее на каком-то этапе. А ведь мне казалось, мы хорошо друг друга понимаем… Я ведь так люблю свою мать!
– И она тебя боготворит, – сказала Дженни. – Просто, я думаю, ей хочется побыть одной, пока… пока не пройдет это страшное потрясение.
– Одной? С этим человеком?
– Но ведь он ведет себя совсем неплохо, Пэтрик. Как ты считаешь?
– Да. Странно, но он просто превратился в овечку. – Пэтрик вдруг задумчиво посмотрел на Дженни. – Я ведь знал насчет Боба Мэйна. Но мне была так противна вся эта история. Почему бы это?
– Мне кажется, тут все дело в том, что мы не в состоянии осознать, что наши родители тоже имеют право на любовь. И в этом наша ошибка. Я бы даже сказала – нетерпимость молодости.
– Ты прямо философ, – засмеялся Пэтрик, – но, может, ты и права… Но у нас есть такое право. Я, например, тебя очень люблю. Как ты думаешь, мы могли бы пожениться?
– Такой исход наиболее вероятен…
После долгого молчания Дженни сказала:
– А мисс Эмили не спешит. Может, зайдем в дом и попрощаемся с Аллейном?
– Ну, если ты хочешь… – ревниво пробурчал будущий адвокат.
Они шли вдоль самой кромки воды, держась за руки. На крылечке одного из домов сидел мальчик и от нечего делать швырял в воду камешки. Это был Уолли.
Завидев их, он обернулся и вытянул руки.
– Смотрите, а бородавок-то нету! – крикнул он.