И останусь ли у Харальда я сам? — скорее с горечью, чем с тревогой подумал Рерик.
Ему был двадцать один год — он верил в свои силы и совершенно не боялся смерти.
— Это вон там. — Пастух показал на длинную, тянущуюся вдоль моря песчаную гряду. — За ней.
Приблизившись к гряде, Рерик остановил дружину и дальше пошел сам, в сопровождении двоих телохранителей. На вершину они взобрались ползком, прячась за кустами жесткой травы. С гребня открылся вид на береговую полосу и несколько лежащих на песке кораблей. Пастух не ошибся — один из них был плоскодонный когг, а четыре других — норманнские лангскипы, длинные боевые корабли. Самый большой — на восемнадцать весел по борту, остальные меньше. Возле кораблей расположились люди — числом от сотни до полутора. Пленников или рабов Рерик не заметил — все мужчины были вооружены. Женщин среди путников не имелось, по крайней мере, на первый взгляд. Огня не разжигали — топлива этим людям было негде взять. Корабли выглядели неповрежденными, но не похоже, чтоб их владельцы собирались скоро пускаться в дорогу.
— Справимся, а, конунг? — спросил рядом Эгиль Кривой Тролль.
— А чего же не справиться? — отозвался с другой стороны Асвальд Лосось. — Они вон какие раззявы, даже дозоров не выставили. Да если мы сейчас на них ударим, половина из той лощины, — лежа, он показал локтем направление, — а половина вон оттуда, где ручей — разобьем, они и опомниться не успеют.
— Ой, смотрите, баба! — охнул Эгиль, перебивая полководческие замыслы товарища. — Да целых две, клянусь кривым троллем!
— Где? О, конунг, правда! Женщины.
Рерик и сам увидел, о ком говорили телохранители. От массы лежащих, сидящих на песке, шатающихся туда-сюда в вынужденном безделии людей отделились две женщины и пошли вдоль той самый гряды, на которой притаились наблюдатели. На вершину они не лезли, а намеревались обойти ее сбоку. Зачем — несложно было догадаться. Если мужчины все свои дела делали прямо на берегу, в лучшем случае отойдя в сторонку, то женщины предпочитали уединиться. Тем более что одна из них, кажется, была не из простых — с вершины Рерик разглядел, что ее одежда, хоть и неброская, сшита из хорошей ткани и даже по виду новая. Вторая, по-видимому, служанка, была одета лишь в некрашеную вадмель, а накидкой ей служила черная овчина со свалявшейся шерстью, используемая по нужде и как одеяло, и как подстилка.
— Вот это очень кстати, — заметил Рерик. — Возьмем потихоньку этих двух и у них выясним, что за люди, откуда и чего хотят. Лучше не придумаешь. Нам боги помогают.
Так же, ползком, они переместились к нужному склону гряды. Оказавшись по другую ее сторону, отгороженные и от взглядов, и от морского ветра, женщины присели на песочке, тщательно подобрав подолы. И хорошо, что они успели закончить свои дела. Иначе могли бы сильно испортить одежду, когда прямо из-под земли перед ними выросли трое чужих мужчин и немедленно бросились на них!
Эгиль и Асвальд напали каждый на свою пленницу, обхватили их и зажали рты. Взору Рерика предстали только вытаращенные от испуга глаза.
— Не вопить! — сурово приказал он. — Будете молчать — ничего страшного с вами не случится. Вы меня вообще понимаете?
Одна из женщин — служанка — осталась неподвижна, вторая попыталась кивнуть, насколько ей это позволяла широкая корявая лапища Эгиля, зажавшая рот. На груди у нее Рерик заметил довольно крупный серебряный крест, видный из-под толстого шерстяного плаща.
— Сейчас тебя отпустят, — так же строго продолжал он, обращаясь к христианке. — Не кричи. Мы только зададим тебе несколько вопросов, клянусь Господом. Я тоже христианин, не бойся.
И в доказательство предъявил свой серебряный крест, подаренный графиней Гизелой, который предпочитал всем аббатским и епископским крестам, захваченным во Франкии, украшенным золотом, эмалью и самоцветами.
Женщина, кажется, несколько успокоилась и расслабилась при этих словах и при виде креста. Рерик кивнул Эгилю, и тот отпустил ее.