Впрочем, у него не было времени, чтобы придаваться размышлениям: колесо на двери за его спиной стало медленно поворачиваться… Конан ухватился за железный обруч, изо всех сил стараясь сдержать его вращение. Он понимал, что если, открыв дверь, обезьяна успеет метнуть свой шар прежде, чем он поразит ее мечом, удар с близкого расстояния будет так силен, что не поможет никакой самосек. Для того чтобы рассечь чудовище, ему надо успеть выскочить в коридор и хорошенько размахнуться (колющий удар, как он убедился, не причинял монстру особого вреда), а времени для этого просто не будет. Поэтому Конан напрягал свои стальные мышцы, силясь удержать колесо, но даже он ничего не мог поделать. Он уже собирался отступить в сторону и попытаться напасть на входящего монстра сбоку, как вдруг за дверью раздалось громкое щелканье, словно кто-то бил по железному полу гигантским бичом, потом — яростный рев чудовища, глухой стук падающего тела… И все смолкло.
Держа наготове меч, Конан осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Обезьяна лежала на спине, оскалив огромные клыки — в ее груди зияла рана с опаленными краями. Рыжая шерсть все еще дымилась.
— Капитан! — Бандерос стоял рядом, протягивая ему жезл с желтым кристаллом. — Ну и штуку ты откопал, бьет, что твоя молния. Смотри!
Он направил кристалл на стену и сжал рукоятку. Яркая искра вылетела из вспыхнувшего желтым сиянием камня и оставила на переборке черное пятно.
— Случайно понял, как она работает, — довольно захохотал желтозубый, — чуть гранда нашего не подпалил…
Конан успел сбить зингарца с ног за миг до того, как над их головами просвистел металлический шар. В дверях рубка показалась еще одна обезьяна.
— А, гадина! — Бандерос вскочил на ноги, держа жезл в вытянутой руке. — Давай, капитан, покажем ей врата преисподней!
Две цепочки желтых искр ударили в грудь монстра. Тот взвыл и повалился вперед. А из люка уже лезла новая обезьяна, как две капли воды похожая на предыдущую. Она тоже упала, пропуская третье чудовище…
— Отходим! — крикнул варвар.
Жезл Бандероса выплюнул последнюю искру, камень на его конце угас и больше не загорался. Конан успел свалить еще двух монстров, прежде чем мужчины достигли шахты и принялись карабкаться вверх по металлическим скобам. Только оказавшись на верхней палубе железного корабля и захлопнув люк, они позволили себе немного отдышаться.
— Не понимаю, — сказал Бандерос, — что случилось с этой палкой?
Он щелкнул ногтем по желтому камню, и тот с тихим звоном рассыпался в пыль.
— Видно, сила его ограничена, — заключил Конан, — хорошо, что ты прихватил с десяток про запас.
На корме их ожидали Сантидио и Ваная. Девушка ойкнула, увидев изрезанное осколками, обожженное лицо варвара. Она потянулась было к нему своими ладошками, приговаривая: «Я могу, я умею, не хочу, чтобы тебе было больно…», но Конан нетерпеливо отмахнулся, приказав всем немедленно спускаться в шлюпку.
— Эти твари могут вылезти наверх, — сказал он, налегая на весла, — тогда наша лодка станет отличной корзиной для игры в мяч.
— Корабль ожил, — откликнулась Ваная, — я чувствую, как там пробудилась злая сила.
Однако никто так и не появился на спине железного «кита», они беспрепятственно скользнули вдоль неподвижных весел и понеслись к «Дочери морей». Конану, сидевшему лицом к удаляющемуся железному кораблю, почудилось, что серебристо-белый корпус судна сияет ярче, чем прежде, но он счел это простой игрой света.
Поднявшись на борт диеры, Конан в сопровождении Бандероса, Сантидио и Ванаи взошел на капитанский мостик. Команда толпилась на палубе, стараясь прочесть в глазах капитана свой приговор.
— Я не стану вас обманывать, — сказал киммериец, — мы не сможем укрыться под защитой железных стен этого корабля: уж лучше познакомиться с морским царем, чем с его обитателями. Тайфун загнал нас в ловушку, он может обрушиться на «Дочь морей» в любой момент, а посему — молитесь своим богам, и пусть каждый позаботится о своем спасении.
Горестные вопли и проклятия были ему ответом.
— Это ты заманил нас сюда, паршивый пес! — выкрикнул матрос, считавший дельфинов потомками пиратов. — Принесем его в жертву морским богам, братья, может быть, они смилостивятся над нами!
Размахивая ятаганом, он бросился к мостику, с десяток сорвиголов последовали за ним. Бандерос разрядил арбалет, моряк рухнул под ноги бегущих, которые отхлынули назад, сбивая друг друга.
— Чем попусту махать саблями, отправляйтесь лучше в трюм, — посоветовал Конан приунывшим бандитам, — сундук с казной и наиболее ценный груз обвязан пробковым деревом. Пусть каждый возьмет по куску, и тогда, может быть, встреча с морским царем не будет столь уж неизбежной.
Шумя и толкаясь, головорезы кинулись к люкам, словно утопающие за соломинку хватаясь за призрачную надежду.
— Все равно всем не хватит, — проворчал Бандерос, — да и кого спасала какая-то пробка? Лучше б молились…
— Смотрите! — воскликнула вдруг Ваная, указывая за спины мужчин.
Конан, Сантидио и Бандерос разом обернулись. Весла железного корабля взлетели вверх и снова опустились, вспенив воду. Серебристо-белый корпус задрожал, и судно двинулось вперед, стремительно набирая ход.
— Идет прямо на нас! — воскликнул Сантидио.
— К веслам, собаки! — заорал Бандерос в жестяной раструб. Он перепрыгнул через перила носовой каюты и принялся судорожно крутить рукоять кабестана, выбирая якорь. Его команды никто не слышал: люди отчаянно дрались в трюме за куски пробкового дерева. Только рыжая шевелюра Отгара мелькнула на юте, да катался по палубе, воя от страха, бывший корда веки и сутенер…
— Все равно не успеть, — помертвевшим голосом сказал Сантидио, — смотрите, что творится за кормой.
Конан увидел стремительно приближающуюся черную стену тайфуна: словно дождавшись, когда оживет железный корабль, смертельный вихрь надвигался теперь с той же скоростью, что и сверкающее металлическим корпусом судно, блеск которого становился все ярче и вскоре превратился в серебристое сияние, пронизанное кипением желтых искр. И все же киммерийцу показалось, что сквозь эти сполохи, сквозь толстое стекло лобового окна он разглядел лица мертвых хозяев несущегося на них исполина…
Сантидио рыдал у него на плече.
— Прости, — с трудом выговорил он сквозь душившие его слезы, — это я виноват… Проклятое любопытство: я повернул какие-то ручки там, в рубке, и оживил демонов преисподней…
— Нет, — отвечал Конан, одной рукой обнимая его за плечи, другой прижимая к себе Ванаю, — они живут на земле, в железном замке возле острова Фалль, куда, подозреваю, мы так и не доберемся… Это фоморы…
Серебристое сияние, бегущее впереди огромного корабля и черная стена урагана сошлись над «Дочерью морей». Раздался оглушительный треск и наступила тьма.
Сначала тьма была вездесущей, потом что-то родилось в ней, и он узрел гигантское кольцо, объемлющее Мир, и кольцо это пульсировало, то сжимаясь, то разжимаясь. Он понял, что оно живое: это был исполинский змей, проглотивший собственный хвост. Внутри кольца вспыхивали и гасли мириады искр, к которым он несся с умопомрачительной скоростью.
С полным равнодушием он помыслил, что его вот-вот поглотит бездна, но под ним вдруг оказалась необъятная равнина, испещренная впадинами и холмами. Он проносился над ней, и чем дольше длился полет, тем более отчетливо он понимал, что летит над огромным ликом: то, что он принимал за горы, были уста, равнины — щеки, огромный утес оказался носом гиганта, а чистые голубые моря — очами. И понял летящий, что сам он — лишь дыхание неведомого светлого бога…
Потом лик стал удаляться и превратился в яркую звезду, сияющую на вершине огромного древа, чьи ветви пронзали мрак мироздания, корни терялись в его глубинах, а ствол был обвит гигантским змеем. Летящий оказался на одной из верхних ветвей, столь обширной, что на ней с легкостью уместились бы все земли, в которых ему довелось побывать. Посреди, словно побег этой огромной ветви, рос куст, пылавший ярким огнем. Дух летящего вошел в этот куст и слился с его горящей холодным пламенем кроной.