Он нашел его в старом грязном доме на пятом этаже и постучал в дверь. Дверь открылась. На пороге стоял изможденный человек со спутанными волосами. Он встретил его неприветливо.
— Что вам надо? — спросил он.
— М-р Мэллори?
— Да.
— Я Говард Роурк.
Мэллори рассмеялся. Он был явно пьян.
— Значит, явились собственной персоной.
— Можно войти?
— Собственно, зачем? Роурк сел на перила лестницы.
— Почему вы не пришли в назначенное время?
— Ну что ж, я, пожалуй, скажу вам. Я хотел придти. Я даже уже было направился к вам, но по дороге я проходил мимо кинотеатра, и там шел фильм «Две головы на подушке», вот я и зашел. Мне просто необходимо было посмотреть этот фильм, — сказал Мэллори, ухмыляясь.
Роурк вошел в комнату. Это была грязная узкая дыра. Незастеленная постель, заваленная газетами и грязной одеждой, тут же газовая плита.
Роурк смахнул на пол книги с единственного стула и сел. Мэллори стоял перед ним, слегка покачиваясь.
— Вы выбрали неправильную тактику, — сказал Мэллори. — Вы, наверное, здорово на мели, раз гоняетесь за таким скульптором как я. Вам надо было бы сделать не так — Вы вызываете меня к себе в контору. Я прихожу — вас нет. Во второй раз вы заставляете меня ждать полтора часа, затем выходите в приемную, здороваетесь со мной за руку, и спрашиваете, не знаю ли я м-ра Вильсона и говорите, что это просто замечательно, что у нас есть общие знакомые, но что сегодня вы заняты, а вот скоро вы пригласите меня пообедать с вами, и тогда мы поговорим о деле. Так тянется два месяца. Затем вы заявляете, что я никуда не гожусь и выбрасываете мою работу на помойку, а заказ отдаете какому-нибудь Бронсону. Вот как это делается, м-р Роурк.
Говоря это, Мэллори внимательно следил за реакцией Роурка.
— Мне нравятся ваши здания, — продолжал он. — Вот почему я не хотел встречаться с вами. Чтобы мне потом не было противно смотреть на них. Я хотел думать, что вы достойны ваших зданий.
— Может быть, это так и есть.
— Так не бывает.
Он сел на кровати, не спуская с Роурка испытующего взгляда.
— Послушайте, — отчетливо и осторожно выбирая слова, сказал Роурк. — Я хочу, чтобы вы сделали статую для Храма Стоддарда. Дайте мне лист бумаги, и я сейчас же составлю контракт. Если я возьму другого скульптора или не воспользуюсь вашей работой, я обязуюсь заплатить вам миллион долларов.
— Вы можете говорить нормально. Я совсем не так пьян. Я все понимаю.
— Так как же?
— Почему вы выбрали меня?
— Потому что вы хороший скульптор.
— Это неправда.
— То, что вы хороший скульптор?
— Нет. Что вы поэтому пришли. Кто посоветовал вам нанять меня?
— Никто.
— Какая-нибудь из моих любовниц?
— Я не знаю ваших любовниц.
— Вы что, превысили бюджет на строительство?
— Нет. Сумма не ограничена.
— Жалеете меня?
— Нет. Почему я должен вас жалеть?
— Так почему же, черт побери?
— Я уже вам сказал. Причина простая: мне нравится ваша работа.
— Они все тоже так говорили. Так в чем же причина?
— Мне действительно нравится ваша работа. Мэллори оживился. Его голос звучал совершенно трезво:
— Вы хотите сказать, что вы видели кое-что из моих вещей, и вам понравилось, вам, самому, и вы решили пригласить меня именно по этой причине, не зная обо мне ничего — только благодаря моим скульптурам и тому, что вы в них увидели — и вы пошли искать меня сами — и терпели здесь от меня все эти оскорбления — только потому, что мои скульптуры заинтересовали вас — вы это хотите сказать?
— Вот именно. Глаза юноши расширились от удивления. На него было больно смотреть. Затем, покачав головой, он сказал:
— Нет. — Он наклонился вперед, умоляюще глядя на Роурка. — Послушайте, м-р Роурк. Я подпишу с вами контракт. Вы знаете, что мне некуда деваться. Достаточно взглянуть на мою комнату. Но почему вы не хотите сказать правду? Для вас это все равно — а для меня… для меня это так важно!
— Что вам важно?
— Понимаете… Я думал, что я больше никому не нужен. Но вот приходите вы… Ладно. Я попробую еще раз. Только скажите мне правду. Я не хочу думать, что я работаю для кого-то, кому нравится моя работа, а потом… Я больше этого не вынесу… Пожалуйста, скажите мне правду, мне будет спокойнее. Я буду вас больше уважать. Честное слово…
— Что с тобой, малыш? Что они с тобой сделали?
— Потому что… — вдруг заорал он, потом сразу перешел на шепот, — я два года пытался привыкнуть к мысли, что то, в чем вы сейчас пытаетесь меня убедить, не существует.
Роурк подошел к нему и взял его за подбородок.