По напряженной размеренности его слов она чувствовала, что ему было труднее говорить, чем ей слушать.
— Ты должна научиться не бояться мира. Не быть зависимой от него. Не чувствовать себя уязвленной — как там, в суде. Я должен дать тебе научиться этому. Я не могу помочь тебе. Ты должна сама постичь все это. А когда ты все поймешь, ты вернешься ко мне. Они не уничтожат меня, Доминика. И тебя не уничтожат. Ты победишь, потому что ты выбрала самый сложный способ борьбы за свое освобождение от мира. Я буду ждать тебя. Я люблю тебя. Я говорю это на все те годы, которые нам придется ждать. Я люблю тебя, Доминика.
Он поцеловал её и отпустил.
Утром следующего дня Кэтрин ждала Питера к 10 часам, как они условились. Питер забыл о ней и обо всем, что с ней было связано.
В полдень пришла Доминика.
— Прости, — сказала она, — что я нарушила обычай: ты не перенес меня через порог.
Доминика перевезла свои вещи, и в квартире стало тесно. Питер хотел снять другую квартиру, но она не позволила ему. С матерью Китинга у нее сразу же установились холодные отношения, и впоследствии мать была вынуждена уехать от них.
Франкон сердечно поздравил Китинга. Он сказал, что теперь хочет передать все дела фирмы ему, а сам собирается уйти на пенсию. Вечером Франкон пришел к Китингу. Взглянув на Доминику, он удивился. В её глазах уже не было прежней насмешки, в них было понимание. Она поцеловала его в лоб. Он сказал:
— Доминика, как ты, должно быть, несчастна…
— Ну что ты, папа? Как ты можешь так говорить? — засмеялась она.
Весь вечер приходили и уходили гости. Наконец, они остались одни. В постели, когда он лежал удовлетворенный, подле её неподвижного, словно неживого тела, он, так надеявшийся хоть в этом проявить свою власть над ней, прошептал:
— Черт бы тебя побрал! Кто это был?
— Говард Роурк.
— Ладно, — огрызнулся он, — можешь не говорить, если не хочешь!
Он увидел её запрокинутую голову и просветленное лицо, когда включил свет. Глядя в потолок, она тихо сказала:
— Питер, если я могла сделать это, я теперь могу все.
— Если ты думаешь, что я буду часто беспокоить тебя по этому поводу…
— Так часто, как тебе захочется, Питер.
На следующее утро Доминика получила от Тухи букет цветов. Днем она позвонила ему и пригласила на обед.
За столом говорил, в основном, Китинг.
— Как это чудесно, Элсворс, мой лучший друг и моя жена. Ведь это она настояла, чтобы ты пришел. А мне казалось, что вы друг друга недолюбливаете. Зато теперь я счастлив — мы трое вместе.
— Итак, ты решила вернуться на круги своя, Доминика, — сказал Тухи, когда они ненадолго остались одни.
— Да, Элсворс.
— Больше не будешь молить о пощаде? Ведь все твое выступление на процессе, было именно мольбой, не так ли?
— Думаю, что больше это не понадобится.
— Я восхищаюсь тобой, Доминика. Как тебе нравится замужняя жизнь? Я думаю, Питер не так уж плох. Он, конечно, наверняка уступает человеку, о котором мы оба сейчас думаем, но которого тебе никогда не удастся завоевать.
Она искренно удивилась:
— О ком ты говоришь, Элсворс?
— Дорогая, зачем теперь притворяться? Ты была влюблена в Роурка с того момента, как увидела его у Холькомбов. Ты хотела спать с ним, но он даже плюнуть в твою сторону не захотел — отсюда все твое последующее поведение.
— Ты действительно так думал?
— А разве об этом было трудно догадаться? Роурк — как раз тот человек, который мог бы тебе понравиться. Но он даже не подозревает о твоем существовании.
— Я переоценила тебя, Элсворс.
Перед уходом Тухи предложил взяться за перестройку Храма Стоддарда:
— Немного вульгарности, Питер, и все будет в порядке.
Китинг согласился.
Статуя Доминики была продана. Никто не знал, кто купил её. Она была куплена Элсворсом Тухи.