На ступеньках стоял незнакомый мужик, стоял напряженно, готовый в любой миг ринуться на помощь к своим в трактире. Меня он не заметил, слишком внимательно вслушивался в разговор внутри, не думая, что угроза пойдет со двора. Кожаная подметка не издала ни звука, левой рукой я зажала ему рот. Сейчас! Не дать опомниться!
Правая рука замерла. Нож, который должен был перерезать мягкое незащищенное горло, замер. Я знала, что делать. Знала малейшее движение…
Он резко выгнулся назад, будь я на пядь выше, он угодил бы мне затылком в лоб. Но я успела нырнуть вниз, извернувшись лаской, отпрыгнуть назад.
Я ждала крика. Он молчал, велика ли угроза — девка, не решившаяся его убить. Ухмылка вышла мерзкой, масленой.
Пятиться долго не вышло, на седьмом шагу меня встретила поленница, сложенная вдоль забора. К оружию мужик не притронулся, решил взять голыми руками. Я зло смотрела на противника, хотя злилась на себя. Сколько раз я раздумывала над тем, как придется забрать чужую жизнь, но не так. Не со спины.
Девка глупая, прав колдун. Предупредила, называется. Исток зашелестел внутри пеплом, который разносит ветер. Голову и руки залил жар, ставший за несколько дней привычным. Что бы сталось со мной, не встреть мы Майорина? Или ничего? Знала ли моя матушка, как вести себя с пробудившимся истоком, может, и ее не взял бы соблазн испить чистой силы?
Везение ли? Рок? Я сплела руки ладонями наружу и изо всех сил толкнула вперед воздух. Зашелестела земля, зашумела листва на старой вишне, срываясь с веток. Противника сбило с ног. Остаток двора я пролетела, будто исток гнал и меня, захлопнула дверь перед удивленным недоумевающим лицом. Засов задвинулся, чуть скрипнув в пазах.
В зал я ввалилась красная, растрепанная, тяжело дыша.
— А ты говорил, что схватил ее. — Ни один мускул на лице не дернулся. — Видно, девку спутал, они, знаешь ли, все чем-то похожи… Коса, грудь…
— Как? — перебил колдуна Рон.
— …попа, — закончил Майорин.
Немногочисленные посетители, затихшие было, ожили, засмеялись.
— Значит, по добру ты не пойдешь?
— Не пойду, — согласился колдун, хрустнул костяшками пальцев, разминая руки. — Мне и здесь хорошо.
— Тогда — взять его! Я наместник переправы, приказываю тебе сдаться. Это последний раз, Майорин. Слышишь!
— До наместника дослужился? Думал, эту должность твоему брату пророчили, тоже по наследству перешла? — Рон побелел. — Смотрящего пригласите. Без него с места не сдвинусь.
— Девку в поруб.
— За что? — опешила я.
— За вооруженное нападение на ратного.
— И какое у нее было оружие? — уточнил колдун.
Я осмелела и прошла через зал, села рядом на скамью, предательское желание нырнуть ему за спину пришлось задавить в зародыше.
— Боевая коса, — съязвила я.
— Ты его придушила? — Колдун улыбнулся.
— Никогда!
В дворовую дверь заколотили.
— Иди проверь, — кивнул Рон одному из ратных.
— Она меня с ног сбила чародейством, колдунья! — ткнул в меня пальцем ратник, стерегший кухонную дверь.
— Взять под стражу, руки связать! — приказал Рон.
Я почувствовала, как горят ладони. Майорин тронул меня за плечо.
— Держи исток, — шепнул он одними губами. И уже громко сказал: — Не трогайте девку, я сдамся.
— Хорошо, — не слишком доверчиво согласился Рон. Колдун встал и покорно протянул ратному руки, я узнала веревку. Такими вязали мальчишек, заставляя их почувствовать себя лишенными силы. Сплетенная из конопли с серебряными заговоренными цепочками, она резала запястья. Но самое важное здесь нельзя разглядеть невооруженным взглядом: асбестовое волокно глушило силу, поглощая ее.
— Майорин?
— Возьми лошадь и отправляйся в Инессу, Айрин, — спокойно сказал колдун.
Его увели, а я, к своему стыду, сидела как прибитая к скамье и тупо таращилась в одну точку. Меня Рон не тронул, только презрительно фыркнул, когда проходил мимо, и добавил напоследок:
— Вас, колдунов, на цепи держать надо, пользы от вас никакой, только вред.
Очнулась я от голоса трактирщика:
— Плати давай.
— За что?
Он кивнул на пустую кружку на столе. Я торопливо зашарила в карманах, выложила несколько медных монет.
— Хватит?
— Хватит. Ты это… ночуй, ежели хочешь. Колдун твой за постой заплатил.
— Да. Хорошо.
— Ну, я тогда велю постель там расправить.