Майорин оперся на меч, вытер взмокший лоб и хмуро посмотрел на меня:
— Я же велел тебе уехать…
Ральера хоронили на рассвете, но поспать ночью мне не удалось. В доме смотрящего бушевало неприкрытое черное горе. Пахло настоем валерьяны, пустырником. Громко, навзрыд ревела старшая дочь, тоненько пищала младшая. Сворн же всю ночь сидел с матерью, которая за эту ночь превратилась в старуху. Карин не плакала, она лежала, отвернувшись к стене, и молчала, закусив бескровные губы.
— Разве сердце могло просто взять и отказать? — спросила я колдуна, осторожно подтягивая нитку, он сверкнул глазами и не ответил. Не особо потреплешь языком, когда тебе штопают рану. Рон распорол ему внешнюю сторону бедра.
— Оно отказало не просто так, — отозвался Яриний. — Он тоже порвал веревку. Вы, Майорин, страшно везучий. Сворн, Ральер, я.
— Вы? — Майорин поморщился; может, мне показалось, но глава охраны вызывал у колдуна плохо скрываемую неприязнь.
— Ральер вызвал меня, я был неподалеку. Интересно другое: было четыре попытки. Кто четвертый?
Колдун пожал плечами.
— Сворн нашел на берегу кинжал, — продолжила размышлять я, — накопитель… Одной капли крови достаточно, чтобы он вытянул силу.
Майорин резко повернул голову и тут же скривился от боли.
— И где он?
Мужик наступает на мою юбку, я торопливо распускаю узел пояса…
Тогда я думала только о Ральере.
— Где он, Айрин?
— Не знаю.
Выслушав мою исповедь, колдун посерел.
— Ты закончила шить?
— Да.
— Наложи повязку.
— Майорин, я тогда…
— Молчи лучше. Опиши подробно кинжал. — Он снова неосторожно повернул голову, потревожив шею.
— Скажите спасибо, что они петлю натягивают так, чтобы удушить, а не шею сломать, — утешил его Яриний.
— Спасибо! — прохрипел колдун. — Спасибо тебе, Айрин!
— А я тут при чем?
— Если бы ты не попыталась меня «спасти», — язвительную речь прервал кашель, — я бы сбежал ночью.
— С асбестовыми веревками на руках?
— Я их снял! Но после твоей помощи охрану утроили. А меня спеленали.
— Мог бы и так выбраться, раз такой умный и ловкий, — надулась я. Нога после вчерашних забегов еще ныла.
— Одно дело — незаметно оглушить двух-трех обормотов, другое — перебить дюжину ратников, служащих Велмании.
— Рону!
— А он служил Велмании. — Майорин зло на меня посмотрел и махнул рукой. — Глупая девка, я тебе что велел?
— Не смей на меня… шипеть! Змей подколодный!
— Успокойтесь, все обошлось. Даже законно!
Теперь мы уставились на эльфа. Он поспешил объяснить:
— По кодексу я имею право забрать любого смертника и предать его заслуженной каре.
— И что вы со мной сделаете? — невесело хмыкнул колдун.
— Поединок послужил заменой казни. Я давно хотел убрать Рона, он был почти неуправляем.
Над погостом кружили вороны, их не смущал мелкий моросящий дождик. Отпевать мага в храме не стали — он не верил в Трех Богов, а Карин не решилась идти против воли мужа. На похороны пришла половина села, все толпились вокруг, ежась от дождика. Староста загнал в гроб последний гвоздь.
Послышались напутственные речи, рыдания, вздохи. Мужчины опустили гроб в яму и расступились. Сворн провел мать к могиле, Карин пошатывало, и она с трудом наклонилась, чтобы взять горсть размокшей рыжеватой земли. Земля застучала по крышке гроба, пока не закрыла темное дерево от глаз живых. Дальше уже дело мужиков.
На поминки пришли только самые близкие, коих было немало, и мы. Я глупо себя чувствовала, выслушивая воспоминания о замечательном человеке, так рано нас покинувшем.
С темнотой все разошлись, и из гостей мы остались в горнице вдвоем. Из комнат вошла заплаканная Карин. Мы замолчали.
— Да вы говорите, я умыться…
— Давайте помогу!
— Да что ты, милая, сиди-сиди, когда руки заняты — все легче. — Руки дрожа попытались подхватить ухватом тяжелый горшок с теплой водой, стоящий на припеке. Майорин скачком оказался рядом, перенял древко ухвата.
— Не держат совсем, — извиняясь, прошептала женщина.
— Мама? Куда ты пошла? — Старшая дочь Ральера смотрела на нас подозрительно. — Пойдем, мама.
— Можешь что-нибудь сделать? — спросила я Майорина.
— Ее мучает не смерть, а жизнь.
— Ей плохо оттого, что он умер.
— Нет. Ей плохо оттого, что он больше не будет жить.
— Но разве это не одно и то же?
Колдун встал, убрал воду обратно на припеку и сунул нос в чугунок. Обнаружив там вчерашние щи, поставил снедь в центр стола.