— Да нет же!
— А старичка обвесили!
— Не нравится, иди отсюда!
— А гирьки легковаты. — Я подкинула одну на ладони.
Торговка посмотрела мне в лицо.
— Айрин! — закричала она.
— Тэм! Обманула дедушку, как не стыдно!
— Их не обманешь — сама голодной будешь ходить! Зайдешь вечером?
— Зайду. — Хордримская торговка показала мне язык и с чистой совестью продолжила обсчитывать невинных покупателей.
Дом торговки был не просто большой — огромная храмина, мало уступающая колдунской избе в крепи, он вмещал в себя уйму народа, периодически меняющегося. Бесчисленная хордримская родня приезжала и уезжала, сменяясь новой.
— Эй! — постучала я в дверь.
— Кто?
— Я! — Понятие было растяжимое, но чего опасаться, когда в доме полно народа, часть из которого пусть и в домашних ичигах, но воины не последнего десятка, могут и ичигой прибить.
— Заходи!
И я зашла, везде висели и лежали ковры. По ним ползали или бегали дети. Мужчины расположились в одном углу огромного зала, женщины в другом. У себя на родине хордримцы строили из камня, но постепенно обжили и велманские дома, приспособив, что могли, под южный лад. Не делили они дом стенами, развесив те же ковры перегородками. В мужской и женской половине горели очаги, не след мужу с женой есть из одного котла. Для мужчин южные жены готовили отдельно.
Многочисленная ребятня — где чья не разберешь (до десяти они считались детьми, а детей надобно баловать, а после становились мужьями и женами, и спрашивали с них как со взрослых) — беспечно побежала ко мне — знакомиться.
— Туран, Турал, Руслан, Натэлли! Брысь отсюда! — скомандовала Тэм. — Идите играть!
— А как вас зовут? — спросили черноглазые мальчишки-близнецы.
— Айрин!
— Тетя Айрин, а вы знаете маму? — Мама, старшая сестра торговки, приветливо помахала мне рукой из женского угла.
— Знаю! — Верхэ поднялась, собрала с меня отпрысков, как осенний наливной урожай с яблоньки, отпрыски тут же посыпались в стороны.
Из мужской части донеслись приветливые возгласы:
— Долго тебя не было.
— Долго, сама уже начала забывать, как тут хорошо. — Я устроилась в женской части дома, скрестив ноги на предложенной подушке. Приняв протянутый стаканчик с чаем, отпила пряную жидкость. Слишком крепкий, на мой вкус, и еще с молоком. Но в чужой храм, как известно, со своим уставом ни-ни. И я медленно тянула сомнительное лакомство. Мы отодвинулись в уголочек, шепчась, вернее, Тэм сплетничала, а я ехидно подпевала, с интересом слушая об изменениях, происшедших в мое отсутствие.
Пришла Томе — мать, теща, свекруха и сестрица всей местной братии. Порадовалась мне, посетовала, что от меня остались кожа да кости, я потрясла рукавами свободной рубахи. Томе сватала мне своего младшего сына, моего ровесника, я как всегда отказалась. Он был далеко не первым, в Хордриме девочек выдают замуж с тринадцати лет, так что Томе пыталась мне подобрать мужа еще с того времени. Насплетничавшись вдоволь, мы вспомнили дедка с копытами:
— Я думала, он меня ими прибьет!
Я только по-дурацки хихикала, вспоминая жертву торговли.
— Уже решила, вот он меня сейчас по башке ими шандарахнет, а я буду падать, позу придумала, место выбрала, а он только кричал!
— Жаль, — сделала я вывод. — Замуж почему еще не вышла, обещалась же?
— А не берут! — махнула она рукой. — Характер, говорят, дурной!
Характер у хордримки был воистину дурной, вот только, на мой взгляд, это ее совсем не портило.
— А ты?
— А что я? Тоже не берут! — покривила я душой.
— Все ждешь княжича на белом коне?
— Государя на черном, — съязвила я.
— Это тот молодец, с которым ты приехала?
— Это мой наставник теперь, — хмыкнула я. — А ты откуда знаешь?
— Вся Инесса сплетничает о вашем прибытии.
— Хорхе — старый болтун.
Мы еще немного посидели, наливаясь чаем. Хордримка только его и пила, зато я вволю закусывала ореховым печеньем, свежим и хрустящим. Как хорошо в Инессе, только и знай, что радуйся.
В нашем подворье звонко ржал конь. Брат крепко держал повод рвущегося жеребца велманской породы. Черная грива водопадом лилась на могучую вороную шею, тяжелые копыта угрожающе колотили по земле, раздувались породистые ноздри.
— Айрин, — позвал меня брат, — подойди!
— Красавец. — Я провела рукой по лоснящейся шкуре.
— Гайтан. Нравится? Твоим будет.
— Моим? Он же стоит целое состояние.
— Это мой подарок, примешь?
— Филипп… — Я перехватила повод, провела рукой по морде. Конь вздрогнул, отпрянул. В руку ткнулась морковка, Филипп довольно улыбался. Просто так такие подарки не делают, а значит…