Сновидец лежал с широко распахнутыми глазами, наблюдая за взвихренными клочьями плазмы, сплетавшей искорки-мысли в единый узор. Ощущения были такими пронзительными и чистыми, словно взгляд уподобился демону, который нечаянно увидел мир так, как его видят ангелы.
Нерис придвинулась ближе к Сновидцу.
— Ты — песня звезд, Нерис, — прошептал он.
Нерис улыбнулась.
— Хорошо. Дух-Препараты уже начинают действовать, — сказала она.
Со Сновидцем все было в норме, а вот Линиум ее беспокоил. Под воздействием Дух-Препаратов его протезы превратились в пенистую массу, которая хотя и держала стабильную форму, все-таки вызывала некоторые опасения.
— Мне это не нравится, Питер, — спокойно сказала Нерис. — Давай попробуем воздействие на систему глубинных чакр. Сирены действительно постарались: они не просто испортили твой резонансный узор, они полностью сбили настройку.
Линиум оглядел себя.
— Делай, что сочтешь нужным. Главное, чтобы я продержался как можно дольше, — сказал он глухим, напряженным голосом. — А как вернуть себя прежнего, я позабочусь потом. Когда… если вернусь.
Сновидец почти физически ощущал, как его сознание переходит на новый уровень, открывая новые способы мышления, новые методы бытия. На каком-то этапе Нерис сделала ему инъекцию в макушку, и после этого ему показалось, что его тело расплавилось наподобие горячего воска, а потом вдруг разрослось, растянулось в колышущемся пространстве.
Нерис осталась где-то там, далеко-далеко. Она что-то кричала ему, но он шел навстречу слепящему свету, и ничто не могло его остановить. Он шел туда, где был выход к иной истине. Когда он шагнул в этот свет, его движения были живыми и чистыми, как напряжение в костяшках пальцев, сжатых в кулак. Он чувствовал каждую клеточку своего тела. Поразительное ощущение. Наверное, одно из лучших.
Прозрачный, как будто просвечивающий пейзаж, открывшийся взору Сновидца, обозначил свое присутствие вовне и внутри, отпечатавшись в сознании фантомными красками. Он оглядел людную улицу, залитую туманом. В этом городе, как будто потерянном во времени, люди двигались медленно, словно во сне. Они оборачивались на Сновидца. Их глаза мерцали нездешним светом, от их тел исходило мягкое сияние. Он поднял глаза к темно-синему небу в лучах короны безмолвного солнца, пребывавшего в вечном затмении. Здесь, в этом таинственном сонном городе, ему открылись безбрежные горизонты, невиданные доселе. Здесь у каждого была своя судьба; некое предназначение, которое он никогда не поймет, но исправно исполнит. Потому что так надо. Банальности, жадность, бессмысленные разговоры и встречи. Сновидец даже и не пытался понять, в чем здесь смысл, хотя смысл, безусловно, был. В каждом действии, в каждом жесте, в каждой маленькой драме. Время остановилось, время застыло на месте… ничего… никуда… никогда… не смерть, не бессмертие… просто ничто.
Он развернулся, всколыхнув туманную дымку, и вошел в высокое здание, похожее на башню. Ему навстречу попалась женщина, идущая обратно во времени. Он попробовал к ней прикоснуться, и рука прошла сквозь ее тело, сотканное из пустоты. Он достал ее Душу: она была очень красивая и вся искрилась волшебством. Мимо прошла молодая женщина. Она вела за руку мальчика, который плакал серебряными слезами, затвердевавшими на щеках. Мужчина и женщина пили пьянящее время. У девушки было текучее зыбкое тело; оно изливалось, смеясь, в Душу мужчине.
Сновидец… Сновидец… Сплетающий Сны… Сны и грезы… Он оторвал завороженный взгляд от губ девушки, хотя ему очень хотелось попробовать ее невинного сладкого времени. Ее глаза сияли застывшей вечностью. Ее лицо пронзило его сознание — неистовый свет, порождавший безумные мыслеформы.
Все вокруг было красиво и удивительно, но эта пронзительная красота отзывалась в душе Сновидца не радостью, а неизбывной печалью. Потому что он знал: здесь все навеки останется неизменным, и от этого знания веяло пугающей безысходностью. Образы были вполне реальными, но как только он к ним прикасался, они становились как солнечный свет на лице возлюбленной — трепетный, ускользающий и до боли прекрасный, — пленники окостеневшего Времени.
Сновидец вошел в большую комнату, залитую мягким молочным светом. Люди перемещались в пространстве: вокруг него, сквозь него, даже вместо него. На огромной, во всю стену, фреске искрился сверкающий лес, где танцевали женщины. Изображение было подвижным, только движения женщин были замедлены — как и всякое движение в этом городе без времени.