— За что мне такая честь, ваше превосходительство?
— Считай это задатком. За будущую службу.
— Какую службу?
— Ты мне сразу понравился, парень. Я вижу, что ты способен на большее, чем торчать на форуме Амастриана...
— Что вам от меня нужно? — слегка робея, спросил вофр.
— Ничего в этом мире не бойся! Давай выпьем!..
— Нет уж, ваше превосходительство, давай поговорим на трезвую голову.
— Если ты настаиваешь... Мне нужен верный человек. Этим человеком можешь стать ты.
— Я?
— Мне кажется, что ты умеешь обращаться не только с лошадьми. Сколько тебе сейчас платят?
— Пятьдесят номисм в год, — ответил Василий.
— Я буду платить тебе сто пятьдесят!
Феофилакт достал кожаный мешочек, высыпал на стол пять золотых, придвинул к Василию.
— И это — задаток.
Василий сглотнул ком, подступивший к горлу, испуганно оглянулся по сторонам.
— Нет, не могу, — хрипло вымолвил он. — Служить тебе — всё равно что ловить пескарей на золотой крючок. Никакой улов не сможет возместить потерю крючка...
— Э-э... Да ты философ! — усмехнулся протоспафарий, отсчитал ещё пять монет, спросил: — У тебя дети есть?
— Есть. Сын. Константин.
— Большой?
— Три годика.
— Купи ему от меня гостинец, — сказал Феофилакт и добавил к желтеющей кучке золотых монет ещё три серебряных кружочка.
— Мне нужно подумать, — опасаясь, как бы не продешевить, сказал Василий.
— Подумай. С женой посоветуйся... Будь здоров!
Василий выпил добрый глоток вина и принялся хлебать ароматную чечевичную похлёбку, а загадочный вельможа удовольствовался всего лишь одной долькой сушёной груши.
«Уж не больной ли он? — с опаской подумал Василий. — Среди богачей, говорят, всякие сумасшедшие попадаются. С таким свяжешься — после всю жизнь проклянёшь... Но — сто пятьдесят номисм в год! Это же целое состояние! Можно будет со временем купить свой домик, а не нанимать квартиру».
При воспоминании о квартире Василий помрачнел.
Плата давно просрочена, домовладелец опять станет на всю улицу браниться. А старшина денег не даёт, говорит, будто опять казна жалованье задерживает.
Вспомнив о долге домохозяину, Василий подумал, что товарищество вофров не во всём хорошо. Взять, к примеру, непременные пирушки по субботам. Хочешь не хочешь, а вынужден идти вместе со всеми в харчевню Симеона, пить дешёвое вино, допоздна сидеть — а уйти нельзя, чтобы не обидеть компанию. И деньги, которые на эти пирушки уходят, можно было бы с большим толком употребить...
Да что тут раздумывать, когда счастье само в руки идёт?.. А вдруг этот вельможа сделает такое предложение другому вофру? Кто от такого откажется? Сто пятьдесят золотых в год!..
— Эх, была не была! — сказал Василий, сгребая со стола монеты. — Пусть будет по-твоему!
— Вот и хорошо, — не удивился вельможа. — Приходи ко мне домой прямо с утра. А сейчас выпивай и закусывай. Не беспокойся, за всё уплачено. Мне же пора по делам.
На прощанье вельможа покровительственно похлопал Василия по плечу и вышел в потайную дверь.
В голове вофра заиграло вино, и дальнейшая жизнь представилась в самом радужном свете.
Василий давно мечтал о том, чтобы стать маклаком, да не было денег для начала. А теперь деньги появятся. От предчувствия удачи кровь по жилам потекла быстрее, и вофру, обычно застенчивому, сейчас даже петь захотелось. Аккуратно упрятав монеты в пояс, Василий допил вино, рассовал по карманам недоеденные лепёшки и сушёные фрукты.
Когда проходил через большой зал, увидел, как уважительно поклонился ему хозяин харчевни.
Черт побери, до чего же приятно быть богатым! Богатых все любят, с ними всякий рад водить знакомство...
Вместо того чтобы подняться на акведук Валента и идти домой, Василий повернул на шумную Месу и вместе с толпой пошёл к Царскому Портику.
На Филадельфии встретилась погребальная процессия — несметная толпа слуг и рабов с масляными светильниками и зажжёнными свечами в руках, приживалы и родственники, соседи и клиенты провожали в последний земной путь какого-то важного вельможу. Священники молились, хор беспрестанно возносил к небесам песнопения, слёзно причитали родные и близкие усопшего.
Под возвышенное пение псалмов процессия удалилась от вофра, а он, старательно крестясь, всё ещё стоял, размышляя о бренности человеческой жизни. У вельможи, которого пронесли по улице, было всё, о чём только может мечтать человек, — и богатство, и слава, и любовь близких, и сознание собственного величия. Но теперь он перешёл в мир иной, и всё, чем он обладал, потеряло всякую цену. И теперь усопший, верно, согласился бы поменяться участью с любым бедняком, даже с Василием.