— Отчего бы и нам не поселиться в тихой провинции? — спросила Елена.
— Я себе не принадлежу. Мой удел — служить великой империи там, где будет указано монархом... — уклончиво ответил Феофилакт. — Прикажет государь — поеду хоть на край земли.
Сзади послышался топот копыт, показалось облако пыли, протоспафарий поспешно съехал с дороги, а Василий в испуге натянул вожжи, останавливая лошадей, и вскоре застывший на краю дороги возок обогнала щегольская коляска, в которой ехала, вальяжно откинувшись на ковровые подушки, богатая красавица, окружённая служанками. Следом за коляской пронеслась дюжина всадников на поджарых арабских скакунах.
— Я решил, что едет какой-то важный вельможа! По меньшей мере — стратиг фемы... Или императорский курьер. А оказалось — всего-навсего провинциальная матрона, — с усмешкой сказал Феофилакт. — Впрочем, стратиг фемы имеет власть только над людьми своей провинции и лишь до тех пор, пока он находится в провинции. Если же он покидает её пределы, то является частным лицом и не обладает правом на всяческие привилегии, коими бывает избалован в своей феме...
— Хорошо быть стратигом, — простодушно сказал Василий.
Спустя несколько минут за очередным поворотом дороги Василий увидел роскошную коляску лежащей на боку. Насмерть перепуганные служанки помогали своей госпоже выбраться из-под обломков.
Спешившиеся охранники суетливо собирали сундуки, короба и мешки с поклажей, разбросанные во все стороны, и фальшивыми голосами проклинали на чём свет стоит дурные дороги.
Василий натянул вожжи, останавливая быстрый бег каппадокийских жеребцов.
— Надеюсь, досадное происшествие не повлекло каких-либо серьёзных последствий? — осведомился Феофилакт у красавицы, отряхивавшей пыль со своих пышных нарядов.
— К счастью, нет! — обворожительно улыбнулась незнакомка.
— И вас, я вижу, ничуть не опечалила поломка столь дорогой и красивой коляски? — искренне удивился Феофилакт.
— Могло быть хуже! — беззаботно воскликнула женщина.
— Вашему оптимизму можно позавидовать, — любуясь ею, заметил Феофилакт.
— Ничто так не поднимает дух, как сознание избегнутого несчастья!.. А коляску я куплю себе другую, потому что эта колымага, по правде сказать, мне давно надоела.
Елена несмело заглянула в глаза отца, словно испрашивая его позволения, а затем любезно предложила потерпевшей дорожное крушение красавице воспользоваться её возком.
— Мы можем доставить вас до ближайшего постоялого двора... Новую коляску вы там себе не купите, но сможете отыскать кузнеца, который починит вашу, — сказал Феофилакт. — Впрочем, вы можете оставаться на месте...
— Я еду с вами! — поспешно воскликнула женщина, оперлась на руки служанок и легко взобралась на сиденье рядом с Еленой.
— К сожалению, для ваших служанок не найдётся места, — сказала Елена, словно извиняясь за небольшие размеры возка, в котором не было ни атласных подушек, ни скамеечки для прислуги.
— Не огорчайся, дитя моё! Девушки смогут поехать за нами верхом. А эти бездельники, — красавица пренебрежительно указала на охранников, — будут здесь дожидаться кузнеца...
Феофилакт подождал, пока служанки взберутся на лошадей, и махнул рукой Василию, повелевая трогаться.
Незнакомка завела разговор с Еленой, но говорила нарочно громко, словно желала, чтобы и Феофилакт, ехавший сбоку, принимал участие в досужей беседе.
— У тебя доброе сердце, дитя моё, однако я не стану немедленно благодарить тебя, ибо надеюсь, что когда-нибудь смогу достойно отплатить тебе за твою доброту... Ваше превосходительство, какие у вас прекрасные лошади! Я сама давно мечтала иметь каппадокийских жеребцов. Какие красавцы!.. У вас, должно быть, лучший выезд в Константинополе?
Феофилакт сдержанно кивнул в знак согласия.
— Как бы я желала когда-нибудь прокатиться на одном из этих красавцев верхом...
— Думаю, что это желание исполнить несложно, — сказал Феофилакт.
Поглядывая сбоку на беззаботно болтающих женщин, Феофилакт сравнил достоинства своей дочери и её случайной попутчицы и нашёл, что дорожная незнакомка действительно красива, но напоминает летнюю, пышно расцветшую розу, в то время как Елена представлялась нежным весенним бутоном. Цветение его было ещё впереди, но была надежда, что в пору расцвета он сможет затмить своей красотой все прочие цветы...