Ещё никто ничего не знал.
В Городе продолжала идти своим чередом обычная ночная жизнь — монахи молились, грабители раздевали прохожих, сторожа охраняли чужое добро, а муниципальные стражники уговаривали кабатчиков прекращать работу и закрывать свои заведения. В эту пору выходили на промысел и предлагали мужчинам за умеренную плату свои греховные прелести городские гетеры из тех, кто постарше и пострашнее и чьи измызганные порочные лица лишь в непроглядной тьме ещё можно было принять за человеческие.
Никто из этих обывателей не ведал, какие опасности подступают к стенам Города, все стремились насытиться ночными пороками.
Вдруг какой-то человек вынырнул из темноты, ухватился за стремя и жалобным голосом обратился к Феофилакту:
— Помилуйте великодушно!..
Рука Феофилакта, наполовину выхватившая меч из ножен, расслабилась, меч с маслянистым шелестом скользнул на место.
— Милостивый государь, укажите дорогу заблудшему путнику!
Язык ночного незнакомца слегка заплетался, и поначалу Феофилакт хотел дать шпоры коню, однако, прислушавшись к выговору мужчины, уловил фракийский акцент и решил пожалеть его.
— Куда ты ищешь дорогу?
— В гостиницу «Три свечи», куда же ещё?.. Я ведь не настолько обеднел, чтобы ночевать под забором.
Феофилакт догадался, что полночный прохожий прибыл в столицу с челобитной или по судебному делу и после удачно разрешившейся тяжбы попал в кабак, а теперь боится идти по тёмной улице, опасается не за кошелёк, а за саму жизнь.
— Ладно уж, пошли, — смилостивился Феофилакт, посылая жеребца неспешным шагом вперёд.
— Я вижу, ты человек благородный и знатный, и я желаю откровенно сказать тебе, что во всём треклятом Константинополе подобных тебе отыщется весьма немного, — говорил полуночный попутчик, крепко держась за стремя.
Слушая подгулявшего провинциала, Феофилакт сдержанно улыбался.
— Вот ты, как я вижу, вельможа весьма высокого ранга и, может быть, приближен к самому василевсу, и вот ты скажи мне, скажи откровенно, много ли отыщется в Константинополе чиновников, совершенно бескорыстно и искренне пекущихся о благе народа?.. У кого здесь вообще сохранилась хоть малая капля святой христианской заботы об общем благе?.. Да ведь вы тут забыли все заповеди! Даже те, у кого сохранилось понятие о справедливости, забыли о своём долге перед народом! Перед людьми меньшими, перед сирыми и убогими!.. Господь любил людей, а нынче чиновники любят только себя, все озабочены только собственным благополучием, все стремятся дорваться до государственной казны, чтобы хапать из неё... Все вы тут, в столице, ведёте праздную жизнь, паразитируете на жирном теле империи!.. За что вам даются все блага жизни? А разве мы не люди? Ведь вся наша беда состоит лишь в том, что мы живём не в столице, а на границе с проклятыми болгарами, которые грабят наши земли не хуже арабов...
— Ну, будет, будет тебе!.. — оборвал незнакомца Феофилакт. — Ступай в переулок, вон там, видишь, где светится окно, и помещается твоя гостиница.
— Благодарю тебя, благодетель! Век буду Бога молить за тебя и твоих деток!..
Феофилакт усмехнулся и пришпорил коня.
Родившийся и выросший в Константинополе, Феофилакт нежно любил этот город, считал его самым лучшим не только в империи, но и в целом мире.
Александрия в Египте и Антиохия в Сирии, Эдесса на Евфрате и Двин в Армении — все эти древние города покорно склонили головы перед величием нынешней мировой столицы.
Все пути мира вели в этот город, утвердившийся на семи холмах на Босфоре.
Из неведомых стран Востока поступали в Город шёлк-сырец и драгоценные пряности. Из Египта шло зерно. Из глубин чёрной Африки — слоновая кость и золото. Упитанный скот пригоняли из Малой Азии. А рыбу свозили в бухту Золотой Рог и из понта Эвксинского, и из Пропонтиды, и со всего Средиземноморья.
Слава о несметных сокровищах Константинополя далеко разлетелась по свету, и эта слава не даёт покоя жадным дикарям.
Однако алчных варваров всегда укрощала империя, и нынешних грабителей ожидает весьма строгий урок.
Несомненно, некое тайное знамение было и в том, что именно этому городу, Новому Риму, была передана слава столицы великой империи, дарована власть над полумиром.
Протоспафарий увидел, что проезжает по улице, на которой жила Анастасия.