Пройдя через Константинополь, охваченный апокалипсическим ожиданием, император подошёл к Влахернскому храму, где у входа его дожидался местоблюститель патриаршего престола.
Император заметил, что Фотий также успел сменить одеяния и теперь был облачен в грубую монашескую рясу.
Фотий проводил императора в алтарь и оставил там наедине с небесными силами.
Моления во Влахернском храме царствующие императоры совершали лишь по особо выдающимся случаям — то ли самым счастливым, то ли самым скорбным в истории Ромейской империи.
На рассвете двадцать второго июня 860 года от Рождества Христова император Михаил несколько часов кряду провёл в молитвах и размышлениях, испрашивая у Пресвятой Девы прощения и заступничества, избавления от захватчиков и грядущего процветания.
Михаил клятвенно обещал Богородице обуздать свои страсти, посвятить всего себя служению государству, ибо в глубине души допускал, что тавроскифы могли быть насланы Провидением на столицу империи и в наказание за грехи самого императора, за нерадивое исполнение им своих обязанностей перед Богом и людьми.
Ещё на рассвете для начальных переговоров с варварами за главные городские ворота в сопровождении знаменосцев и трубачей выехали два высокопоставленных чиновника логофисии дрома.
В их задачу входило не только отыскать ставку варварского предводителя, не только склонить его к переговорам, но и уговорить выделить высокородных заложников, чтобы гарантировать безопасность лиц, уполномоченных императором вести обсуждение проблем от имени империи.
Варвары довольно спокойно пропустили чиновников ведомства дрома через свои порядки, а затем вернулись к прерванным ненадолго занятиям — расположившиеся в некотором отдалении от башни Анемы тавроскифские плотники продолжили сооружение из досок и брёвен странной боевой колесницы, отдалённо напоминающей троянского коня.
По наклонной плоскости на высоту городских стен по такому «коню» могли бы одновременно взбегать до сотни закованных в железо варваров, и в этом случае защитникам Города оставалось бы уповать только на волю Господа, ведь ни для кого не было секретом, что в битве каждый тавроскиф стоил не меньше двух, а то и трёх защитников столицы.
Эпарх распорядился выставить против варварских штурмовых «коней» сифоны с греческим огнём, но тавроскифы, словно провидя такое решение, стали заранее обивать свои нелепые сооружения листами свинца, сорванными с церковных крыш и оконных карнизов.
Против свинца греческий огонь был бессилен...
Затем тавроскифы, расположившись в виду Города, стали убивать пригоняемых отовсюду баранов, мясо жарить на угольях, а шкуры принялись набивать землёй. Всем ополченцам стало понятно, что варвары готовятся к штурму и собираются этими бурдюками, набитыми землёй, забрасывать городские рвы, чтобы придвинуть свои громоздкие сооружения вплотную к стенам.
Посланники императора словно в воду канули, и кое-кто уже предлагал отслужить молебен за новоявленных мучеников, принявших лютую погибель за святую православную веру.
Заходящее солнце окрашивало варварских плотников зловещими багровыми красками.
В тревожной тишине громко стучали топоры языческих дикарей, суливших христианской столице разбой и порабощение.
Вечером к Фотию пришли высшие церковные иерархи, чтобы вместе решить, как надлежит поступить со святыней.
Судя по всему, тавроскифы готовились к решительному штурму городских стен неподалёку от моста Калиника, между башней Анемы и Деревянными воротами. Очевидно, именно этот регеон Города был изучен варварами лучше всего, они знали, что тут одно из самых слабых и уязвимых мест в обороне столицы.
Под угрозой захвата нечестивцами оказывалась драгоценнейшая для всякого христианина реликвия — риза Пресвятой Богородицы.
Особенно удручало высшее духовенство то обстоятельство, что от наступающих беспощадных язычников Влахернский храм был отделён не тройными городскими стенами, как, скажем, Большой Дворец, а всего лишь одной, внешней стеной, так что в случае штурма вряд ли удалось бы оборонить храм.
Сопровождаемый внушительной свитой из митрополитов и архиепископов, Фотий взошёл на городскую стену, дабы лично убедиться в том, что опасность велика и неотвратима.
Даже в темноте, при колеблющемся свете костров и факелов, работали варварские плотники.