Великий логофет вздрогнул и испуганно перекрестился — если, не дай Бог, с молодым монархом что-то случится, в империи не окажется законного государя, многочисленные претенденты на трон устроят мятеж, и кто в результате поднимется на вершину власти — одному Богу известно, и никто из нынешних высших сановников не сможет поручиться за свою судьбу.
— Полагаю, что следовало бы назначить молодому василевсу более опытных наставников, — с плохо скрываемым раздражением произнёс патриарх Игнатий. — Я не раз убеждался в том, что протоасикрит Фотий не способен научить ни смирению, ни благолепию. Сказано в Писании: «Кто желает быть мудрым, в веке сем да будет неразумным!» А Фотий пытается утвердить свой ум на гнилом и песчаном основании эллинской премудрости...
— Ходят слухи, что Фотий продал свою душу некоему иудею, мерзкому волхву, за посвящение его в богомерзкое искусство гадания, в тайны астрологии и прочих нечестивых эллинских наук... Говорят также, что за литургией Фотий вместо молитв читает стихи каких-то эллинских поэтов!.. — вполголоса добавил Феоктист, испытующе поглядывая на василиссу.
— Святой отец! — сказала Феодора. — Вам бы давно следовало принять разумные меры...
— Какие меры я могу принять? — устало вопросил Игнатий, шёлковым платком утирая пот с одутловатого морщинистого лица. — Фотий — человек светский, с ним пусть разбирается ведомство городского эпарха.
— Пускай твои богословы со всем тщанием проверят сочинения протоасикрита Фотия, и за еретические воззрения церковь предаст его анафеме!
— Фотий не настолько прост... — проворчал Игнатий. — Неё его сочинения уже исследовали наши лучшие знатоки и не смогли обнаружить каких-либо догматических отступлений... Ни малейших!
— М-да... — сочувственно произнёс Феоктист. — Не знаю, что и предпринять в таком случае... Разумеется, я могу отстранить Фотия от преподавания в университете, однако где найти ему достойную замену?
— Нельзя попускать! — сказала василисса беспрекословным тоном. — Этот канцелярист погубит душу юного государя!
— Полагаю, что дело не в одном лишь Фотии, — осторожно заметил Феоктист. — Беда вся в том, что недостойное поведение Михаила находит одобрение у твоего брата...
Феодора горестно покачала головой: действительно, кесарь Варда не оказывал должного влияния на венценосного племянника.
Патриарх Игнатий гневно нахмурился, затем пропел тонким голосом:
— Василисса Феодора, нет больше сил взирать на греховные деяния Варды!.. Блуд его ложится позором на монарха, на тебя, на всех нас! Нельзя же нам терпеть больше...
— Он ведёт себя так, словно бы уже занял монарший престол, — вкрадчиво заметил Феоктист. — Только законный монарх может считать себя выше закона. В народе поговаривают, что скоро Варда будет коронован соправителем Михаила.
В глазах василиссы сверкнули злые огоньки, она прошипела со злостью:
— Никогда!.. Никогда Варде не бывать государем!
Логофет Феоктист и патриарх Игнатий встревоженно переглянулись и одновременно перекрестились.
Постепенно успокаиваясь, Феодора шумно вздохнула и тоже перекрестилась, глядя на тёмные образа.
Конечно, нужно было что-то делать.
О распутстве кесаря Варды уже судачили в столице.
После гибели старшего сына Варда стал нахально сожительствовать со своей вдовствующей снохой, и это при живой жене!.. Не был бы он родным братом Феодоры, давно уже был бы ослеплён, оскоплён и заточен в один из отдалённых монастырей. Но Варда — родной брат, опора трона. Если Феодора попытается что-либо сделать с ним, встанут на дыбы все прочие родственники, испугаются за свои жизни и в страхе смогут натворить таких дел, что вся династия в одночасье окажется уничтоженной...
Действовать следовало и решительно и тонко.
— Может быть, следует направить кесаря Варду в поход на павликиан? — задумчиво спросила василисса, ни к кому конкретно не обращаясь, словно бы советовалась сама с собой.
Будучи истинно и истово православной государыней, Феодора не могла выносить существование в Ромейской империи религиозных сект. Именно потому особое её внимание было обращено на еретиков-павликиан, со времён императора Константина Копронима мирно обитавших вдалеке от столицы — в Малой Азии, на беспокойной границе с арабским миром. Прежде павликиане оказывали империи немало услуг при частых пограничных стычках с арабами, но не так давно василисса приняла суровое решение: либо обратить павликиан в православную веру, либо уничтожить.