— С чего же мне радоваться, матушка настоятельница?
— С того, что тебе выпал счастливый жребий посвятить свою жизнь Господу! Беда твоя в том, что ты сама не представляешь, как тебе повезло... Представь себе человека, из последних сил роющего глубокую яму... Сочувствовать ему или радоваться вместе с ним? Это зависит не от того, что человек совершает, но к какой цели стремится. Если яму роет каторжник, отбывающий заслуженное наказание, — это одно дело... Если это земледелец, который возделывает свой сад, — совсем другое дело... А если это человек, который стремится в пустыне вырыть колодец, дабы спасти от жажды погибающих сотоварищей?.. То-то же! — важно поднимая указательный перст к низкому белёному потолку, произнесла игуменья. — Один и тот же труд может стать источником страдания для одного человека и источником неизбывной радости — для другого...
Не раз отчаявшаяся инокиня Параскева хотела наложить на себя руки, разом окончить мучительное существование, и только сознание неискупимости этого греха в последний момент останавливало юную деву.
Убежать из монастыря ей даже не приходило в голову.
Беглая монахиня дважды преступница — и перед Богом, и перед людьми. По закону её должны были подвергнуть истязаниям и с позором возвратить в обитель.
И жить дальше невыносимо, и уйти невозможно.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Тёплый морской ветер щедро наполнял холстинные паруса, увлекая крутобокие славянские лодьи на восход вдоль скалистых таврических берегов.
В лодьях высились груды конских шкур, туго набитых мехами. Крепко увязанные, лежали бочонки с мёдом и воском. Связанные попарно верёвками, на дне лодьи угрюмо и покорно сидели холопы и холопки.
Разморённый качкой, боярин Могута лежал на носу передней лодьи, из-под нависших бровей зорко оглядывая проплывавшие мимо борта чужие берега.
Наконец вдалеке показались белокаменные стены прибрежного города.
— Ну, вот и Корсунь, — удовлетворённо сказал себе Могута и, повернувшись вполоборота, кликнул своего старшего сына: — Надёжа!
Поспешно переступая через ноги холопов и лодейников, Надёжа подошёл к отцу, почтительно застыл.
— А подай-ка мой сундучок...
Надёжа поднял с дощатого настила окованный медными пластинами дорожный сундучок и с поклоном протянул его отцу, но когда Могута полез в карман широченных штанов, то вдруг обнаружил, что утерял ключ.
— Вот незадача!.. — в сердцах вымолвил боярин, обшаривая карман за карманом в поисках заветного ключа. — С утра ведь — точно помню — был, а теперь куда запропастился?!
Попытался открыть сундучок вначале ножом, затем принялся ковырять замок железной скобой — всё без толку.
В сердцах боярин пнул сундучок носком юфтевого сапога, с досады даже плюнул.
Над неподатливым сундучком склонился Надёжа, повозился немного и сокрушённо вздохнул...
Подошёл кормщик Арпил, тоже попытался открыть замок, но вскоре и он раздражённо махнул рукой:
— Проще его это... топором...
— А тебе бы только крушить всё подряд!.. — сердито прикрикнул Могута. — Ступай к себе на корму!..
За суетливыми мучениями боярина и его кормщика наблюдал связанный по рукам и ногам могучий холоп, с лицом тёмным, словно бы обожжённым огнём.
— Чего скалишься? В зубы захотел? — спросил Могута, раздражённо вскидывая глаза на нахального холопа.
— Ежели велишь, я тебе твой сундук открою, — пообещал холоп.
— Надёжа, развяжи ему руки, — приказал Могута.
Надёжа склонился над холопом, распутал сыромятные ремни, стягивавшие руки насмешника.
Холоп потёр кисти, изувеченные ремнями, поглядел по сторонам, потянулся к правому плечу Могуты, спокойно расстегнул и снял с боярского плаща фибулу, зубами умело согнул булавку, едва ковырнул в замке, и сундук открылся.
А холоп распрямил иглу фибулы и со снисходительной усмешкой протянул боярину.
— Где это ты научился чужие сундуки открывать? — полюбопытствовал Могута, вновь закрепляя фибулу на своём плече.
— Я — коваль... На своём веку столько замков выковал, что теперь могу открыть любой запор хоть с закрытыми глазами, — с достоинством ответил холоп. — Похоже, что и этот сундучок — моей работы.
— Э-э, да за таким шустрым умельцем глядеть в оба нужно!.. — проворчал Могута. — Надёжа, чего уставился? Связывай его не мешкая!.. — приказал Могута сыну, и Надёжа вновь опутал руки холопа сыромятными ремнями.