Они приобретали на херсонесских рынках шёлк и бархат, пряности и оружие. А взамен пригоняли скот и рабов, захваченных в отчаянных набегах на окраины владений великого князя Киевского... Впрочем, и тавроскифы привозили в Херсонес рабов — чаще всего своих же соплеменников, проданных в рабство за долги... Дикари, да и только. Им неведомо понятие свободы человеческой личности. В цивилизованном мире рабами могут быть захваченные в бою иноплеменники или злостные преступники по приговору суда. А у варваров рабом может стать и должник, просрочивший выплату долга, и неосторожный болтун, спьяну оскорбивший соседа, и взявший в жёны рабыню, и даже свободный человек, нанявшийся к богатому в приказчики и не оговоривший скрупулёзно условия своего найма...
Протоспафарий Никифор тяжко вздохнул — эх, дикари!..
Соматопрат Тимофей недовольно морщился, разглядывая товар, привезённый откуда-то из тавроскифских лесов, — рабыни были худыми и довольно невзрачными, за таких арабские перекупщики много не дадут, зато мужчины выглядели чрезмерно сильными — таких рабов никто не осмелится купить, опасаясь за спокойствие своё и своих домочадцев.
— Ты чем-то недоволен, али холопы мои тебе не тянулись? — насмешливо поинтересовался тавроскиф Могута, умудрявшийся говорить по-гречески и всё-таки вставлять в свою речь варварские слова. — Ежели не пришлись тебе по нраву мои рабы, я их не навязываю. Будешь брать — бери, а если не желаешь, я на них покупателя сразу найду... Вон стоят крючконосые сарацины, поглядывают на моих девок, словно голодные собаки на мясо...
Тимофей оглянулся — действительно, несколько арабских перекупщиков уже стояли неподалёку, дожидаясь исхода переговоров с Могутой, и как только херсонесский торговец живым товаром откажется от своего права первой покупки, на тавроскифских девок тучей налетят магометане, раскупят всех до единой.
— Ладно уж, возьму, — нехотя проскрипел соматопрат. — В другой раз привози девок помоложе да покрепче... А мужчин и вовсе не привози. С ними хлопот много. Ну кто купит такого?
Тимофей указал на жилистого мужчину с тёмным, словно бы закопчённым лицом.
— Э-э... Ты ему цены не знаешь! Этот холоп — особенный. Ты его предложи какому-нибудь ремесленнику. Этот холоп дорого стоит, он — кузнец, — важно сказал боярин Могута. — Меньше чем за двенадцать золотых я его тебе не отдам.
— Побойся Бога! Семь номисм — последняя цена, — сказал в ответ соматопрат Тимофей и подумал, что за умелого раба сможет выручить вдвое больше.
— Да за такого умельца ты пятнадцать номисм получишь! Ты его свези в Константинополь, там его с руками оторвут. Двенадцать монет — и по рукам!..
— Уговорил — даю восемь номисм. Только ради почина, — прокряхтел соматопрат, брезгливо оглядывая умелого раба.
— Даже слышать не хочу! Двенадцать — вот моя последняя цена! — не уступал тавроскиф.
— Послушай, Могута, за двенадцать номисм я куплю двух девушек, которых перепродам за двадцать четыре, а на этом холопе я потеряю семь номисм, потому что его никто не купит и за пять...
— Двенадцать! Девок без мужиков я не продаю. Бери всех скопом. А не то — уходи, — сказал Могута и отвернулся, с преувеличенным вниманием разглядывая арабских перекупщиков.
— Ладно, варвар, беру за двенадцать, — скрепя сердце согласился соматопрат. — Девок ты отдашь, как обычно, по шесть номисм?
Могута сокрушённо крякнул, озабоченно почесал в затылке:
— Накинул бы хоть по золотничку на девку — ты глянь, какие хорошие, ладные да пригожие, у всех ноги белёные[2], ни одной порченой тебе не привёз... Такого товара больше ни у кого не найдёшь...
— Шесть номисм, и ни оболом больше! — чувствуя, что варвар готов согласиться с назначенной ценой, не отступал Тимофей.
— Твоя взяла, кровопивец! — вздохнул Могута. — Давай зови свидетелей, зови коммеркиария, пускай закрепит сделку. Эй, холопы!..
Растерянные холопы обречённо уставились на боярина.
— Отныне этот грек — ваш новый хозяин... Чего велит, исполнять беспрекословно, а не то...
Затем Могута тщательно пересчитал золотые монеты, полученные от соматопрата Тимофея, каждую попробовал на зуб, чтобы не обмануться ненароком. Ссыпав золотые в кошель, увязал его в пояс.
— Эгей, тавроскиф Могута, — помахал рукой знакомый торговец. — Подходи!.. Есть ковры заморские, есть хорошие ткани, и недорогие. Покупай!..
— Благодарствую, надобности нет, — угрюмо ответил Могута.