1. Человеческая кооперативная коммуникация изначально возникла в ходе эволюции (и изначально возникает в ходе индивидуального развития) в форме естественных, спонтанных указательных жестов и пантомимической коммуникации.
2. Человеческая кооперативная коммуникация опирается, прежде всего, на психологическую базовую структуру способности к совместным намерениям, сложившуюся в эволюции для поддержания совместной деятельности. К ней относятся в первую очередь:
(а) социально-когнитивные навыки создания совместных с другими людьми намерений и поддержания совместного внимания (и других форм общего смыслового контекста),
(Ь) просоциальные мотивы (и даже нормы) помогать другим и делиться с ними.
3. Коммуникация с использованием знаковых систем в том виде, как предполагают человеческие языки, возможна только тогда, когда у участников коммуникации уже имеются:
(а) естественные жесты и базовая структура способности к разделению намерений,
(Ь) навыки культурного научения и подражания для создания и передачи другим совместно понимаемых коммуникативных условностей и конструкций.
2. Целенаправленная коммуникация приматов
Мы пользуемся любой логикой, пригодной в качестве простейшего средства взаимопонимания, и не стыдимся этого. Язык возник не из рассуждения.
Человеческий способ общения, который состоит в том, чтобы из соображений сотрудничества с другими людьми намеренно сообщать им информацию о различных вещах, кажется нам настолько естественным, что нечто иное трудно себе и представить. Но в биологическом мире коммуникация не обязательно должна быть целенаправленной или ориентированной на сотрудничество. Биологи включают в понятие коммуникации любые физические и поведенческие характеристики животных, которые влияют на поведение других особей — от особой окраски до способов демонстрации превосходства — независимо от того, может ли существо, подающее сигнал, его намеренно контролировать (и знает ли оно вообще о том, что оказывает влияние на других). Непосредственные мотивы коммуниканта, будь то мотив сотрудничества или какой-либо другой, для биологов просто не имеют значения (Dawkins, Krebs 1978; Maynard Smith, Harper 2003).
Однако с психологической точки зрения все это как раз имеет значение. Вот почему нам следует вначале различить то, что мы будем называть коммуникативными демонстрациями (communicative displays) и собственно коммуникативными сигналами (communicative signals). Коммуникативные демонстрации — это по своей сути физические характеристики, которые влияют на поведение других особей, как, например, отпугивающие конкурентов большие рога или привлекающая брачных партнеров яркая окраска. Кроме того, мы можем по функциональному критерию объединить с этими демонстрациями рефлекторные виды поведения, которые вызываются определенными стимулами или эмоциональными состояниями и неподвластны произвольному контролю. Именно эти негибкие физические и поведенческие демонстрации, созданные и регулируемые процессами эволюции, характеризуют подавляющее большинство коммуникаций в биологическом мире. Полной противоположностью им являются собственно коммуникативные сигналы, которые животное выбирает для достижения конкретных социальных целей индивидуально, планомерно и гибко, приспосабливая их к конкретной обстановке. Эти сигналы являются намеренными (intentional) в том смысле, что индивид гибко регулирует их использование, чтобы повлиять на других и тем самым достичь своей цели. В биологическом мире намеренные сигналы встречаются крайне редко, возможно, исключительно среди приматов или даже человекообразных обезьян.
С этой точки зрения ключевая роль в процессе общения принадлежит коммуниканту. Реципиенты просто заняты своими делами. Они оценивают текущую ситуацию и выясняют, что им делать дальше. Они ищут существенную информацию, откуда бы она ни поступала. Поэтому коммуникативная демонстрация другого животного будет для них всего лишь еще одним источником информации, независимо от того, в курсе ли «коммуникант», что он произвел демонстрацию (например, он может даже и не знать о том, что у него красный хвост). Напротив, когда коммуниканты намеренно пытаются повлиять на поведение или психическое состояние реципиентов, мы получаем стартовую точку для анализа коммуникации с психологической точки зрения. Если существует такое намерение, и, кроме того, если реципиенты хотя бы до некоторой степени способны распознать его, то мы можем рассматривать весь процесс как целенаправленную коммуникацию. Чтобы такую коммуникацию можно было расценивать как кооперативную, направленную на сотрудничество, то помимо всего прочего, у коммуниканта должна быть непосредственная цель как-то помочь реципиенту или чем-либо с ним поделиться — хотя, конечно, в эволюционной перспективе для самого коммуниканта тоже должна существовать какая-то выгода от оказания помощи другим.