Следующий тип в эволюционной истории мотивов — это «информирование»: представители рода Homo, выходя за рамки просьбы, начинают информировать друг друга о положении дел с желанием помочь, даже в отсутствие непосредственного сотрудничества[3]. Томаселло отмечает, что «с возникновением информирования о функции и референтах, удаленных от момента “здесь-и-сейчас”, возникает необходимость в грамматических средствах для того, чтобы а) идентифицировать отсутствующие референты путем помещения их в структуру совместного внимания (возможно, путем использования многоэлементных определений); б) синтаксически маркировать роли участников; в) отличать мотив просьбы от мотива информирования. Выполнение этих функциональных требований привело к возникновению «серьезного» синтаксиса («serious syntax») в рамках грамматики информирования (grammar of informing)».
Относительно маркировании ролей участников событий Томаселло отмечает, что самый простой его способ — это порядок жестов или слов. Он пишет: «Почти во всех языках мира, как жестовых, так и разговорных, актор/субъект ставится в высказывании перед пациенсом/объектом, по-видимому, поскольку в реальной жизни каузатор (causal source) обычно движется и проявляет активность ранее тех вещей, на которые он воздействует или влияет. Таким образом, этот принцип упорядочения хотя бы в какой-то мере имеет естественное происхождение, но чтобы быть продуктивным, он нуждается в конвенционализации в противовес другим альтернативам».
Итак, «серьезный синтаксис» Томаселло предполагает семантическую организацию высказывания, «падежную грамматику». Если мы вновь обратимся к работе Дж. Брунера (1975/1984), то в ней он отмечает изоморфизм «между падежной грамматикой и структурой совместного действия», который помогает ребенку в усвоении исходной грамматики. Усвоение этих общих структур осуществляется, главным образом, через взаимодействие матери и ребенка в игре. Опираясь на анализ видеозаписей, Брунер утверждает, что «это взаимодействие включает сложные смены ролей между партнерами, как, например, в игре с закрыванием лица и обмене предметами… Такая игра не только акцентирует линию агент — действие — объект в деятельности ребенка, но также позволяет усвоить правила сигнализации и упорядочения последовательностей элементов» (Брунер 1975/1984: 35). Позднее Брунер писал об этом более осторожно, подчеркивая, что освоение структуры предметного действия, смены ролей в ней не то же, что овладение процедурами падежной грамматики, но первое является необходимым условием второго (Bruner 1983).
В записях описания картинок детьми со средней длиной высказывания от 1,08 до 1,59 морфем было обнаружено, что в однословных высказываниях дети следовали прагматическому принципу информативности, перцептивной заметности; в большинстве двусловных высказываний они ставили имя деятеля[4] на первое место, а имя объекта— на второе (Horgan 1976, цит. по: Greenfield, Zukov 1978). Механизм организации двуслойных высказываний, по мнению этих авторов и Э. Бейтс, составной: деятель (каузатор) перцептивно выделен, т. е. на него распространяется прагматический принцип информативности, но одновременно он выделяется и в соответствии с осваиваемой через схему действия падежной грамматикой. Кроме того, такой порядок компонентов поддерживается и речью взрослых. Это упрощает для ребенка освоение прототипических конструкций языка, где роли топика, деятеля и грамматического субъекта совпадают (Bates 1976).
Наш собственный опыт изучения речи больных с передним аграмматизмом (в синдроме афазии Брока) показывает, что противопоставление деятеля и объекта с помощью порядка слов — первое грамматическое правило, появляющееся у больных по выходе из наиболее грубой формы аграмматизма с прагматическим рядоположением слов. Описывая картинку, где мама режет хлеб, больная говорит: «Хлеб нет мама хлеб». При появлении этого правила больные нередко строят предложения с постпозицией глагола: «Кошка курица… несла» и используют порядок слов для построения контрастных пар: «Я пошла соседи, соседи пошли я». Позднее порядок слов подкрепляется регулярным морфологическим противопоставлением оформления субъекта и объекта[5] (Ахутина 1989). Наличие таких самоисправлений и контрастных пар свидетельствует о том, что правило конвенционализируется, использование грамматических средств и, прежде всего, порядка слов становится правилом семантического синтаксиса с «живыми» значимыми грамматическими категориями.
3
По мнению А. А. Кибрика, мотив «предложения окружающим помощи путем их информирования» — это коммуникативный мотив, отсутствующий в обычной классификации речевых актов или иллокуций. Введя в рассмотрение мотивов их эволюцию и разделив мотивы информирования и приобщения, Томаселло фактически сильно переосмыслил эту классификацию.
4
Категории падежной грамматики ребенка диффузны, синкретичны, поэтому, не желая укладывать их в прокрустово ложе логических категорий лингвистики, мы сознательно употребляем наиболее нейтральные термины типа «деятель» и «объект» действия.
5
Здесь проявляется выделенный Д. Слобиным принцип «новые функции сначала выполняются старыми формами», а затем уже к ним находятся новые более подходящие формы (Slobin 1973/1984), а также (Werner, Kaplan 1963).