Рим был прекрасно осведомлён о напряжении, царившем в Испании между «старыми» и «новыми христианами». Жалобы на конверсо сочились в курию, и дон Алонсо должен был чувствовать воздействие этой агитации во время дискуссий в соборе о решении, касающемся обращённых. Конечно, это решение было победой для конверсо, в особенности в том, что оно подтвердило их право занимать гражданские и церковные должности. Но, вернувшись в Испанию, дон Алонсо должен был увидеть, что это решение практически не возымело действия в реальной ситуации в стране. Вопрос о месте конверсо в испанском обществе продолжал нарушать мирный ход жизни. Меньше чем через десять лет после декрета собора король Хуан II был вынужден предупредить города — в знаменитом послании от 1444 г. — прекратить дискриминацию «новых христиан»[1599].
Тем не менее, как и большинство конверсо, дон Алонсо мог убедить самого себя, что дела идут в нужном для конверсо направлении. Проникновение конверсо в церковную иерархию и в администрацию государства продолжалось, несмотря на упорное сопротивление и обструкцию со стороны «старых христиан». Что же касается его собственного положения, то его престиж никогда ещё не был так высок. В годы, последовавшие за его возвращением в Кастилию, он стал признанным интеллектуальным лидером, колоссальным авторитетом в вопросах литературы, истории, этики и, разумеется, теологии. Он был одним из самых уважаемых людей при дворе Хуана II.
В разгар такого развития событий, когда он, казалось, имел солидную основу для оптимизма, разразилась атака на марранов в Толедо, поставившая под вопрос все его позитивные ожидания. Кто мог поверить, что такое поведение по отношению к «новым христианам» может случиться в Испании? По своей кровавой ярости и грубой разрушительной силе этот взрыв напомнил массовые волнения, направленные против евреев. Но в каком-то смысле это было ещё хуже, потому что к людям низших классов — к тем, что убивали, грабили, жгли и крушили, — теперь присоединились городские официальные власти (то есть правительство Сармьенто), занимавшиеся экспроприацией, тюремными заключениями и высылками. Более того, последние организовали публичные судилища, в которых конверсо были обвинены в предательстве и ереси, некоторые из них были сожжены живьём, а другие изгнаны. После этого они издали новый закон — «Толедский статут», — который объявляет конверсо преступниками, стоящими вне закона, непригодными для членства в христианском обществе. И что было ещё более зловещим, они расширили свою кампанию ненависти и поношения на другие города и регионы страны, так что едва ли осталось место, не затронутое их диким подстрекательством. Опасность, угрожающую теперь «новым христианам», невозможно было преувеличить.
Алонсо де Картахена должен был быстро понять, что, как и многие из его современников-конверсо, он не заметил, недооценил мощь приближающейся бури. То, что на поверхности выглядело вполне терпимой оппозицией, на самом деле проистекало из глубоко укоренившейся ненависти, которая постоянно росла в своей интенсивности, пока не вырвалась наружу. Немедленной задачей было, разумеется, остановить яростную агитацию против конверсо, которая использовала расистские лозунги. Дон Алонсо верил, что это может быть достигнуто серией мощных «ответов» расистам, демонстрирующих постыдный характер их теорий, мотивов и вопиющую незаконность их акций. Возникло полное согласие на эту тему между ним и другими лидерами конверсо. Все они согласились, что их ответы не должны носить характер простой защиты. То, что они планировали, было обоюдоострой кампанией: решительная защита конверсо, с одной стороны, и резкая атака на толедских распространителей ненависти и клеветы — с другой.
Стратегия этой кампании чётко прослеживается в работах марранских лидеров Фернана Диаса де Толедо и Хуана де Торкемады, которые мы уже обсуждали, так же как и в работе Алонсо де Картахены, о которой ещё пойдёт речь. Все они одновременно и защитительные, и атакующие, но они отличаются друг от друга в подходе и в оценках некоторых элементов. В работе Торкемады абсолютно явно преобладает наступательный дух, Фернан Диас сбалансированно представляет агрессивные и защитные аргументы, а работа Картахены определённо защитного свойства, или же можно сказать, что её атакующая часть носит более подчинённый характер. Дух этой работы отражён в её названии: «Защита христианского единства».
"Defensorium unitatis christianae"
Как указывает заголовок, Картахена не хотел выглядеть защитником конверсо. Это, конечно, защита, но защита Церкви, не конверсо как таковых, и защита всего лишь от нападок, и без извинений. Выступления против конверсо ведутся новыми еретиками, которые являются также и раскольниками, что разрушает единство Церкви. Разумеется, исходя из интересов Рима, заголовок «Защита христианского единства» был предназначен для того, чтобы завоевать для книги восприимчивого читателя. Трудно было найти в тот момент что-нибудь более неприятное для большинства христиан, чем призрак нового раскола.
Как мы увидим, раскол, о котором идёт речь, не был схизмой, порожденной антипапой, расколом в церковном правительстве и т. п. Такой раскол должен был произойти как неизбежный результат чисто идеологических отклонений. Поэтому Defensorium занимается не столько действиями толедцев, сколько их теориями. Исследование теорий даёт автору возможность соотнести, прямо или косвенно, объект его изучения со своими собственными, давно установившимися конструкциями. Написанная Картахеной в возрасте шестидесяти четырёх лет, эта работа — нечто гораздо большее, чем просто опровержение доктрины толедцев. Это суммарный итог взглядов, сформированных долгими годами, вскормленных почти непрерывными раздумьями и поддержанных изучением (на протяжении всей жизни) христианства, иудаизма и проблемы конверсо. В общем, эта работа представляет всё его мировоззрение.
Defensorium поделён на три части. В первой из них автор вкратце представляет свою концепцию истории человечества, поскольку это относится к его главной теме. Очерчивая содержание этой части, дон Алонсо говорит в предисловии к работе, что она включает некоторые «общие соображения»[1600]. Но эти «общие соображения» являются, по сути, специфическими взглядами автора на еврейский народ в отношении к другим нациям. Все главные утверждения, появляющиеся в других частях, содержатся в этих взглядах.
Нет сомнения в том, что из тактических соображений дон Алонсо отошёл от принятой в то время традиции и не изложил вначале в нескольких предложениях содержание этой части, оставив читателю обнаружить его, прочитав весь текст. Если бы он определил свою позицию, не успев подкрепить её аргументами, его выводы могли бы показаться слишком проеврейскими, слишком про-конверсо и, может быть, даже антихристианскими. Получив такое впечатление, многие христианские читатели могли бы выработать в себе предубеждение к тому, что он представляет в тексте.
Дон Алонсо начинает с тезиса Августина о том, что окончательной целью человечества является создание общества, крепко объединённого узами любви и свободного от разрушительного разлада[1601]. Судьба человека, как и всё, что должно случиться в истории, предопределена небесами. Поэтому его судьба является целью христианства, которое существует для того, чтобы выполнять божественные задачи. Это символизируется тем фактом, что, в отличие от животных, человек не был создан различными парами, или даже одной парой, но как единичное существо, так, что даже его супруга, сформированная из его тела, была на деле его неотъемлемой частью[1602]. Цель такой уникальной формы создания — как указал св. Августин — служить постоянным напоминанием всем людям, что они произошли из того же самого источника[1603], и тем самым подвигнуть к гармонии и единству. Но, несмотря на этот факт, «порок разлада» проявился среди первого человеческого потомства. Авель был убит, и вслед за этим преступлением человечество пошло тем же катастрофическим путём. «Род человеческий» (hominum genus) разделился и пошел разными путями, сопровождаемый всевозможными верованиями и суевериями, которые ещё больше углубили расхождения. Но эти расхождения случились внутри единого народа и племени (omnes sub unius populi et gentis unitate conclusi), что очевидно из того, что Бог сказал им, когда они строили вавилонскую башню: «Они один народ и один язык»[1604]. В то время не было среди них группы, которая отличалась бы от других своим физическим происхождением и которую Бог предпочитал. Благосклонность Господня теперь отдана только индивидуумам и только на основе личных заслуг[1605]. Ими были Ной и Иов, которые были «приняты» Богом за их праведность. Но должно быть ясно, что даже лучшие из этих людей достигли только частичного знания Бога, потому что все они жили по закону природы, не имея писаного закона для руководства ими. «Все они тогда ещё не были евреями, — говорит Картахена[1606], — и только разум мог вести кого-то из них по моральному пути жизни, связанному с некоторым знанием Бога»[1607].
1599
По поводу решения в Базеле см. выше, стр. 227-229; касательно указы, см. выше, стр. 240-243.
1601
1603
Справедливо приписывая идею Августину, Картахена представляет две цитаты в поддержку этого утверждения. Одна из них (не дословная) из Августина, О граде Божьем, XII, с. 22 и 28 (Loeb изд. цит. выше, стр. 109-110 и 129), а другая из Беды (Hexameron, lib. I, ML. 91, 30), которую он также приписывает Августину. См.
1605
1607