Читать онлайн "Истоки инквизиции в Испании XV века" - Нетаньяху Бенцион - RuLit

Представляя собой основу исторической концепции Картахены, взгляды св. Фомы подходили дону Алонсо ещё больше для борьбы с расовой теорией, чем взгляды Августина. Августин считал, что только «немногие» из евреев были частью последовательности поколений праведного человечества, в то время как все остальные принадлежали к «грешникам». Более того, он считал, что безгрешная часть составляла, даже в древние времена, Церковь Христову, в то время как те, что шли «земным», грешным путём, до сих пор вообще не принадлежат к этой Церкви. И, наконец, он утверждал, что всюду, где Израиль в Библии восхваляется или благословляется, это редко относится к еврейскому народу, а в основном к Церкви Христовой, которой было дано это имя[1635]. Короче говоря, эта целая часть философии Августина склоняется к подтверждению мнения толедцев, что те евреи, которые остались вне Церкви и противились христианству в течение столь долгих веков, должны принадлежать к основной массе еврейского народа, традиционно шедшей тропой зла. Теория св. Фомы, с другой стороны, помещает еврейский народ в его целости в орбиту высокой морали. Она настаивает на том, что весь народ представлял собой священный орден, «жречество», посвящённое служению Богу, и более того, ему всему принадлежит великая привилегия материального происхождения Христа. Ясно, что такая теория не может согласовываться ни с одним из положений толедцев.

III

Прояснив, таким образом, свои фундаментальные взгляды на особое положение Израиля среди наций, Картахена обращается к запутанному вопросу единственных в своём роде взаимоотношений евреев с христианством[1636]. Их уникальность, как ему представлялось, не ограничивалась фактом принадлежности Христа по рождению к еврейскому народу и определялась не только фактом становления христианства и распространения в среде еврейства, но также их отношением к христианству в целом, где бы они ни приняли его как свою веру. Разумеется, Картахена готов согласиться с тем, что в Библии много мистических намёков на призыв к обоим народам (т. е. евреям и неевреям)[1637] — и оба они должны обратиться в христианство, как сделали многие. Но обращение евреев ни в коем случае не идентично обращению неевреев. На деле это вовсе не обращение, потому что, когда неевреи приглашены присоединиться к вере, от них требуется принять мировоззрение, которое для них совершенно ново. По существу, от них требуется принять закон и этику, которые не только новы, но даже противоположны или, по крайней мере, отличаются от их собственного образа жизни, этики и верований. Короче, для неевреев христианство чуждо, принятие его означает обращение; с евреями дело обстоит иначе. Для них христианство — это просто углубление того, что они знали, лучшее понимание их древних учений, и поэтому его принятие не означает для них обращение[1638], потому что между Ветхим и Новым Заветами нет фундаментальных различий, они не различаются в природе, в направлении или цели, к которой они направлены. Разница состоит только в степени их совершенства, то есть в степени ясности и глубины, с которой они провозглашают свои общие идеи[1639], потому что многие вещи, недвусмысленно произнесённые в Новом Завете, в Ветхом Завете выражены косвенно. Они представлены в завуалированной форме, но они могут быть поняты через духовные разъяснения тех, кто смотрит глубже[1640]. Таким образом, они отличаются просто по форме, но содержание в них одно и то же, «потому что Ветхий Завет не только показывает существование Бога, но также и триединство божественных персон, как и воплощение Слова Господня»[1641]. Также сотворение мира [из ничего], и многие доктрины и соблюдение религиозных обязанностей[1642], так же как «будущее явление Христа и совершенство, которое придёт в Нём и через Него, — всё, что человеческий разум не может постичь», как это указано в Законе, Пророках и Псалмах[1643]. Отсюда пророк говорит: «Слово Твоё — светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс. 119-105)[1644].

Из этого следует, что с точки зрения религиозной мысли в христианстве не было настоящего новшества для тех, кто мог как следует прочесть Ветхий Завет. Поэтому, когда вслед за явлением Христа многие евреи поняли истинный смысл Завета, они смогли сделать это благодаря специальной помощи, предоставленной христианством. То, что христианство предоставило им, было, по существу, разъяснением, освещением — и это освещение было самой сутью того обещания, которое было дано им с самого начала. Отсюда, когда пророк говорит: «Восстань, светись, Иерусалим (слово «Иерусалим» добавлено Картахеной), ибо пришёл свет твой»[1645], мы должны обратить особое внимание на слово «твой». Мы должны понимать, что наиполнейшее освещение придёт к Иерусалиму, и это будет его «в соответствии с обещаниями, данными Отцам, и пророчествами Пророков»[1646]. Следовательно, «свет», который должен осветить весь мир, должен прийти не только из Иерусалима — это «принадлежало иерусалимцам, это пришло к ним от Завета, который был дан им, и от исполнения закона, которому предстоит иметь место исполниться среди них»[1647]. Неевреи, разумеется, званы разделить это, но они были приглашены туда не к их собственному свету, но как к чужому свету — с тем, чтобы путём веры сделать его своим»[1648].

Всё это, конечно, должно было свидетельствовать не только о степени вклада евреев в христианство, но и опровергнуть распространённое утверждение о том, что еврейские обращённые чрезвычайно трудно приспосабливаются к христианским учениям. Картахена заявляет, что справедливо как раз обратное. Именно нееврейские обращённые могут встретиться с проблемой приспособления к христианству и его учениям, так как, в отличие от евреев, они должны привыкнуть к чему-то чуждому их духовной жизни[1649]. То, что это так, а не наоборот, видно из важнейших фактов истории, на которые Картахена открыто указывает: «Не Иерусалим повернулся к язычникам, а язычники к Иерусалиму»[1650]. А результат был в обратном порядке: «Не Израиль получил Бога от язычников, а язычники получили Бога Израиля»[1651].