Но помимо различия в установлении личности Спасителя, существовало и различие в концепции обещанного спасения, которое разделяло евреев и христиан. Евреи ожидали национального, материального и духовного спасения в одно и то же время. Они ожидали и восстановления своей государственности, и проникновения Закона в сердце каждого еврея. Они видели своё будущее государство вечным и свой Закон вдохновляющим и направляющим для всех наций. Христиане же ожидали только духовного спасения, вдохновлённого учением Христа и осуществлённого Его милостью. И поскольку согласно христианству это конкретное спасение не относится к какой-либо нации, но ко всем людям, третье различие между этими взглядами относится к вопросу о том, на кого снизойдёт благодать спасения.
Будут ли это евреи, или хотя бы в основном евреи, или же христиане, или только христиане? Было ясно, что для того, чтобы обосновать притязания христиан, вся Библия должна быть заново интерпретирована в противоположность традиционным еврейским утверждениям.
Мы уже обсудили социологические предпосылки этой богословской дискуссии. Теперь мы должны сделать несколько замечаний по поводу теологических прецедентов, которые могут быть найдены уже в писаниях Павла. Каждый христианин, который читал послание Павла, знал, что «сыны Авраама» или «сыны обета» были не физическими, а духовными наследниками Авраама и других патриархов, были не евреями, а христианами. Этим Павел дал ключ к объяснению, которое христиане позже предоставили к пророчествам искупления. Соответственно, так же, как многие упоминания в Библии Давида, Спасителя, Избавителя и Сына Человеческого вскоре были отнесены к Христу. Таким же образом слова «Израиль», «Иаков», «Иуда», «Иерусалим», «Сион» и «Дочь Сиона» интерпретировались как относящиеся к лагерю верующих в Христа, к Церкви или к «небесному Иерусалиму». Поэтому любому христианскому теологу, который хочет занять место в толедской партии, будет легко отбросить все свидетельства, приведённые из Библии по поводу будущего спасения Израиля, заявляя, что все библейские обеты спасения относятся на деле не к Израилю, как еврейскому народу, а к «Израилю» — последователям Христа.
Будучи христианским теологом, Картахена, как и Торкемада, не мог пренебречь этой христологической интерпретацией или счесть её ошибочной. Однако, с точки зрения его сиюминутного интереса, она представила для него особую проблему. Мы видели, как Торкемада с трудом обходил ловушки аллегорической интерпретации, данной христианством обетам спасения. Мы видели, как в поисках христианских авторитетов, которые поддержали бы его собственное понимание пророчеств, ему приходилось перескакивать от одного комментатора к другому, брать пассаж от одного, фразу от другого и игнорировать целые христианские комментарии, чтобы представить свою защиту Израиля на основе Библии. Картахена, однако же, взялся за дело в прямой манере.
Признав, что под именем Израиля и его синонимом Библия зачастую относится ко всем верующим в Христа, — включая, конечно, верующих еврейского происхождения, — он, тем не менее, настаивает на том, что нет причины «рвать на куски» буквальный смысл. Конечно, Священное Писание может быть интерпретировано в различных смыслах, и каждый из них может быть верным и полезным — т. е. помогающим нашему пониманию Библии, — но буквальный смысл должен обладать приоритетом над символическим, «потому что из этого, как из чётко выраженного корня, происходят все другие значения»[1657]. Поэтому всё, что Библия говорит нам о спасении «Израиля», «Сиона» и т. п., означает на простом языке еврейский народ и должно рассматриваться как верное и действенное в прямом смысле[1658].
Твёрдо установив этот принцип, Картахена смог предложить библейское доказательство того, что пророки предвидели приход Иисуса Христа, который принесёт спасение еврейскому народу. Начать с того, что во Второзаконии есть знаменитые слова Бога, обращённые к Моисею: «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой — Его слушайте»[1659]. Какой пророк встал из еврейского народа, кто был, как Бог, если не Иисус Христос, кто был и Бог, и человек, и принял человеческий облик? Этого пророка евреи должны были слушать — то есть именно Им они должны были быть спасены[1660]. Неудивительно, что Иеремия, когда говорил об Иисусе, называл Его «надежда Израиля, Спаситель его во время скорби!» (Иер. 14:8)[1661] Таким же образом, когда Исайя сказал: «Истинно Ты — Бог сокровенный, Бог Израилев, Бог Спаситель» (Исайя 45:15), не называл ли он недвусмысленно Спасителя Израиля сокровенным Богом? И это мог быть только Иисус[1662]».
Христологическое объяснение этих библейских фраз не было, конечно, изобретением Картахены. Он взял это из христианских комментариев к Библии, которые со времён ранних Отцов Церкви, на самом деле, начиная с Евангелий, были заняты, как мы отметили, переосмысливанием Библии, так чтобы приспособить её к событиям христианской истории и христианским символам веры. Конечно, с точки зрения светской науки они не предлагают никаких доказательств. С точки зрения верующего христианина они выглядят весьма убедительно. Во времена, когда Картахена написал свой Defensorium, и даже за несколько веков до того, комментарии Отцов Церкви сами по себе считались выражением Святого Духа, кто же посмеет оспаривать их ценность? Их также можно найти и в религиозных трудах обращённых в христианство евреев, включая Павла из Бургоса, написанных в Испании в столетия, предшествующие Картахене. И всё же в том, как это представил Картахена, было новшество в намерении, если не в содержании — или, скорее, в его подходе и резкости выступления. Когда Отцы Церкви и средневековые комментаторы толковали Библию, приспосабливая её к христианской доктрине, они делали это, чтобы установить христианство как божественно предписанную религию. Когда обращённые из иудаизма использовали те же пассажи, их главной целью было предоставить доказательства евреям, что Спаситель, на которого намекали пророки, был не кто иной, как Иисус Христос. Толкования Картахены поддержали эти цели, но имели перед собой ещё одну задачу. Предметом доказательства был особый момент, относящийся к противоречию, с которым он имел дело, — а именно то, что Иисус был не только Мессией, обещанным Израилю и пришедшим, чтобы спаси его, но и то, что он придёт в должное время, что Божьи заверения были даны на этот счёт и что со времени появления Христа не случилось ничего, что может отвратить Божью волю от этой цели. Это был новый аспект и новый акцент, которые могли появиться только в результате борьбы, в которую конверсо оказались втянутыми в Испании XV в.
Если мы не забудем об особой задаче Картахены, то поймём яснее многие другие аргументы, которые он выдвинул в этой связи, и поймём, почему ему пришлось представить так много иных доказательств для подтверждения, казалось бы, одного и того же момента. Казалось бы, но не на самом деле. Так, например, когда он обращает внимание читателей на то, что написано у Матфея (1:21), а именно то, что божий ангел явился Иосифу, мужу Марии, во сне и предсказал рождение Христа и что будут его звать Иисусом, — «потому что он спасёт свой народ от его грехов», — Картахена не был слишком заинтересован в акцентировании внимания на имени Иисус, которое ничего не значило для читателей, не владевших ивритом. Ему было важнее раскрыть глубокое значение пророчества: «он спасёт свой народ», подчёркивая слова «свой народ», что служило его задачам, а также слова «он спасёт» — то есть спасение не будет избегнуто или отменено по какой бы то ни было причине. Оно будет историческим фактом, таким же простым и очевидным, как Благовещение[1663]. Точно так же, когда Захария, отец Иоанна Крестителя, был преисполнен Святым Духом, он пророчествовал: «Благословен Господь Бог Израиля, который посетил и искупил свой народ». «Искупил», разумеется, в понятии Картахены означает «искупит», поскольку «многие пророчества говорят о будущем в прошедшем времени», и таким образом искупление, которому будет предшествовать «визит Бога» (т. е. Иисуса, кто есть Бог), в глазах пророка было настолько определённым и не подлежащим сомнению, что он мог представить его как свершившийся факт[1664].
1660
1662