Читать онлайн "Истоки инквизиции в Испании XV века" - Нетаньяху Бенцион - RuLit

То, против чего стоял Маркос Гарсия де Мора, было абсолютной монархией. Но его неприятие антимонархического восстания и оправдание толедского мятежа — или, скорее, сопротивления мятежников власти Хуана II — помогает нам понять его политическое мышление и правильно определить течение мысли, с которым его следует идентифицировать. Политические теоретики, начиная с XII в., продолжали подчеркивать разницу между королем и тираном и нашли допустимым свержение тирана силой на различных основаниях. Для этих мыслителей тирания, конечно, не являлась синонимом Божественного Права, а скорее рассматривалась как владычество без права, божественного или людского. Они действительно верили в то, что божественное и людское право, как основа монархической системы, могут быть узнаны по королевским декретам, которые направлены на общественное благо, и, следовательно, природа этих декретов представляет собой тест настоящего полноправного и справедливого короля. Этот взгляд был следующим образом сформулирован Фомой Аквинским: «Тирания неправедна потому, что она определена не к общественному благу, а к частному благу одного правителя»[1856]. Определение принадлежало Аристотелю[1857], и еще до Фомы Аквинского оно было повторено в Средние века такими ведущими церковными мыслителями, как Исидор Севильский[1858] и Иоанн Солсберийский[1859]. Но «личная польза», как цель тирана, перестала быть настоящим признаком тирании. По сути, средневековые юристы согласились, что король, который ставит себя превыше закона, в конце концов начнет действовать против закона, и, следовательно, против интересов общества, что неизбежно сделает из него тирана. Знаменитый английский юрист XIII в. Брактон сказал: «Там, где нет закона, а просто правление, там нет короля»[1860], а Бартоло, ведущий итальянский юрист, решительно поддерживает этот вывод, когда определяет тирана как того, «кто правит не в соответствии с законом» (де-юре)[1861].

Таким образом, Гарсия с легкостью мог извлечь из средневековой политической традиции заключение, что восстание против тиранов — не преступление, и более того, абсолютная монархия и тирания — практически синонимы. Но он мог извлечь и нечто более радикальное, а именно то, что вооруженное сопротивление тирании не только разрешено, но и предписано законом, и, по существу, требуется им. На деле, «когда граждане оказывают такое сопротивление», говорит он, они не только защищают самих себя, но и «служат своему господину, королю тем, что не позволяют ему действовать против Бога и самого себя»[1862]. В поддержку этого аргумента он цитирует целый ряд законов, церковных и гражданских, и в их числе экстравагантный закон Ad reprimandam, который осуждает мятеж с враждебными намерениями против личности короля[1863], откуда, по его мнению, ясно, что этот закон не осуждает восстание, осуществленное без такого намерения, но просто с целью предотвращения или обуздания превышения королевской власти. Он также ссылается на законы «Партид», не указывая их конкретно и не представляя их содержание. Мы все же должны ознакомиться с этими законами, потому что вокруг них в Испании разгорелись противоречия по поводу восстаний в десятилетие, предшествовавшее толедскому бунту.

Начать с того, что пятый титул второй «Партиды» гласит, что король должен первым соблюдать закон[1864], а в десятом законе первого титула, Второй партиды (после описания природы тирана) в основном, согласно определению Аристотеля[1865], утверждается, что «хотя бы кто-либо и получил сеньорию или королевство одним из способов, описанных нами выше, в предыдущем законе, но если он будет дурно использовать свою власть, как мы сказали в этом законе, то народ сможет назвать его тираном, и превратится его сеньория из правой в преступную». Но двадцать пятый закон титула XIII Второй партиды идет дальше всего в этом плане. Он говорит о необходимости народа следить за своим королем, и там сказано:

И эта защита должна быть оказана двумя способами. Во-первых, советом: показывая и приводя причины, по которым он не должен это делать. Во-вторых, делом: изыскивая пути, чтобы заставить его возненавидеть и оставить это, не доведя до конца, а также препятствовать тем, кто советует ему поступать неверно. Так как если они знают, что это неправильно или может повлечь за собой вред, они поступают еще хуже, чем кто-либо другой, и потому им подобает оберегать его, чтобы он этого не сделал. И защита его от самих себя, как Мы сказали, заключается в умении оберегать душу и тело, показывая себя добрыми и верными, и желая, чтобы их сеньор был благополучен и преуспевал в своих делах. И потому те, кто мог уберечь короля от этих вещей, но не пожелали этого сделать, позволяя ему сознательно совершать ошибки и наносить урон своему имуществу из-за позора, которому он подвергается перед людьми, совершают открытое предательство.

Этот закон, который говорит об обязанностях подданных защитить своего короля от него самого, если он идет ложным путем, который предписывает им «препятствовать» плохим советникам так, чтобы предотвратить его дурные поступки, закон, который налагает эту обязанность на них вплоть до обвинения в предательстве тех, кто игнорирует его, — являет собой одну из самых замечательных деклараций средневековой политической литературы. Ясно, что в этом случае подданные любого класса — так сказать, «члены тела» — принимают на себя функцию «головы», которую они, члены, должны исполнять. Это они — т. е. члены — теперь определяют, что хорошо, а что плохо, правильно или неправильно, и они должны использовать все средства, имеющиеся в их распоряжении, кроме насилия, чтобы предостеречь короля от совершения того действия, которое они считают ошибочным. Этот закон цитировали мятежные бароны в оправдание своих действий[1866], и именно этому закону Хуан II противился с наибольшей силой на кортесах в Ольмедо, когда он установил принцип божественного права[1867]. Не может быть сомнения в том, что именно этот закон имел в виду Гарсия, когда сослался на «Партиды»[1868]. Пока что он подчеркивал, что толедское восстание, прежде всего, было не против короля, но против «скорпиона», Альваро, который искажал волю короля. Тем не менее он добавил, что даже в тех случаях, когда приказы Альваро «исходили из собственной воли короля», они должны рассматриваться как «несуществующие или ужасающе несправедливые» и «акты, совершенные королем против самого себя», и в таком случае «подданные не только не обязаны исполнять их, а должны сопротивляться их исполнению»[1869]. Только путем такого сопротивления они могут служить своему господину, королю[1870], в то время как исполняя его приказы, они совершают великий грех не только перед Богом, но перед королем[1871].