Итак, мы видим, что события разворачивались следующим образом: когда Барриентос прочитал короткую ремарку в «Хронике Сокольничего» о его разговоре с лидером мятежников (возможно, такую же ремарку мы находим в Краткой версии), он почувствовал необходимость представить более полный отчет об окончательном разговоре, который он имел с Сармьенто — разговор, которому мы можем приписать историческую важность. В результате он подготовил расширенную декларацию о том, что произошло во время той встречи, и эта декларация, включенная в Переработанную версию, была скопирована в «Хронику Хуана II».
Так, согласно хронике, епископ сказал мятежнику:
«Ты, Перо Сармьенто, совершил большое предательство против нашего Господина, Короля, кто доверил тебе этот город Толедо. После того, как ты получил его, ты ограбил, разорил и убил многих людей, уважаемых граждан этого города, и самое главное, ты вторгся в церкви и монастыри, забрав оттуда имущество граждан, которые принесли его туда, чтобы защитить его от тебя».[2042]
Если под термином «уважаемые люди» подразумевались исключительно, или в первую очередь, конверсо, что, несомненно, и было, мы можем заключить, что как только марраны поняли, что Сармьенто вознамерился обогатиться за их счет, они попытались спрятать все самое ценное в церквях и монастырях. Разумеется, они надеялись, что Сармьенто не посмеет вторгнуться в религиозные убежища и забрать оттуда доверенные им ценности. То, что это было тщетной надеждой, ясно из вышеупомянутой декларации. Сармьенто проявил не больше уважения к церковным институциям, чем к частным лицам, так как речь шла о краже собственности конверсо, которых он поставил вне закона.
В следующей части обвинения епископа мы находим дополнительные сведения о том, что случилось в Толедо, и в частности о том, что произошло с марранами. Это, по нашему мнению, прямо относится к вопросу об их религиозной правоверности. Там сказано:
И тебе было недостаточно забрать их имущество, но ты также казнил уважаемых граждан, часть из них ты повесил, других сжег живьем, без судебного разбирательства и без какого-либо оправдания их казни.[2043]
Смерть на костре была наказанием, положенным осужденным еретикам, и хронист, конечно, знал, что некоторые из марранов были обвинены в ереси. Но даже несмотря на то, что он не упоминает этого обвинения, он решительно отвергает его, называя приговоры издевательством над справедливостью (обвиняемые лишены были даже слушания) и беспочвенными с точки зрения свидетельства (не было никакого оправдания приговорам). Еще одно высказывание, которое хронист цитирует из обвинения, брошенного Барриентосом в лицо Сармьенто, подчеркивает эти суждения еще отчетливее:
А поскольку в твоем распоряжении была вся судебная администрация, ты нашел преступных свидетелей против обвиняемых, и поскольку все они [т. е. свидетели] боялись тебя, они сказали все, что ты велел им сказать, и под этими предлогами ты конфисковал имущество [тех, кто были осуждены на смерть].[2044]
Таким образом, очевидно, что, по мнению этого автора, обвинения против марранов были сфабрикованы и поддержаны лжесвидетелями. Эти свидетели были «преступниками», т. е. людьми, способными дать ложные свидетельства, но даже эти люди, как бы аморальны они ни были, сказали то, что они сказали, исключительно из страха, то есть потому, что их заставили это сделать. Таким образом, они приписали марранам преступления, которых те никогда не совершали и которые даже не приходили им в голову — высказывание, которое мы уже нашли в другом месте хроники и в Краткой версии. Здесь, однако, оно звучит из уст самого Барриентоса — еще одно твердое и недвусмысленное отрицание обвинений в ереси, выдвинутых против конверсо во время волнений 1449 г.[2045]
Более того, из высказывания епископа ясно, что обвинения в ереси, суды и смертные приговоры служили Сармьенто просто «предлогом» для грабежа конверсо. Но Сармьенто использовал также и другие способы лишения конверсо имущества. Барриентос описывает это следующим образом:
И ты посадил за решетку и бросил в подвалы алькасара многих уважаемых мужчин и женщин… где они не могли видеть неба, потому что ты ожидал, что таким путем быстрее получишь выкуп.[2046]
Возможно, что именно так процитированное выше обвинение было представлено епископом и в Переработанной версии, т. е. пересмотренном издании «Хроники Сокольничего», которое служило, по нашему мнению, главным источником хроники, отредактированной Гусманом. Но на этом хроника не ограничивает свой рассказ об обвинении, предъявленном епископом. Она также включает рассказ, взятый из разноса, учиненного Барриентосом Сармьенто, о том, как группа «уважаемых мужчин и женщин», брошенных Сармьенто в темницу, чтобы получить выкуп, была освобождена принцем Энрике, «напоминая [тем самым] Господа нашего, когда он вывел из чистилища Святых Отцов»[2047]. Весьма маловероятно, чтобы епископ сообщал Сармьенто детали безусловно известного тому события, и он, конечно, не сравнивал бы приказ принца с освобождением Христом святых из ада. Отсюда следует, что эта история была включена в отчет более поздним редактором «Хроники Хуана II».
Редактор должен был быть не только марраном, но и толедцем. Он располагал точными сведениями о том, что происходило в городе, и вполне мог лично испытать те страдания марранов, о которых он рассказывает. Можно почувствовать его собственную реакцию — взрыв радости, облегчения и благодарности, — которую только люди, спасенные из жестокого заключения, могут выразить словами и помнить долгое время. И может быть, что именно ему, тому самому редактору, мы должны приписать следующее высказывание: «А когда епископ закончил говорить вышесказанное Сармьенто, тот не ответил ни на одно обвинение, потому что знал, что все сказанное — правда»[2048]. Это должно было быть признанием Сармьенто своей вины, в дополнение к свидетельству знаменитого Барриентоса, в высшей степени уважаемого старохристианского свидетеля, и таким образом дело против Сармьенто, как тирана и грабителя, можно считать завершенным.
Есть еще один момент, который мы хотели бы затронуть в нашем анализе различных пассажей хроники, касающихся марранов в Толедо. Мы имеем в виду отъезд Сармьенто из города со всем награбленным у граждан добром. Перечисляя различные виды награбленного добра, хроника, хотя едва ли делает это подробнее, чем Краткая версия, добавляет колкую реплику: «Дом, который он приказал разграбить, он оставлял только полностью опустошенным»[2049]. Эта ремарка, разумеется, рассчитана на то, чтобы доказать, что Сармьенто был не кем иным, как мародером, и что грабеж был главным мотивом гонений конверсо. Более того, хронист не обходит молчанием разрешение, данное этому самому опасному преступнику уйти вместе со своей беззаконной добычей. Выражая свои взгляды через жалобы, с которыми ограбленные взывали к принцу, он представляет их горькие сетования следующим образом:
Останутся ли все вдовы и граждане неимущими и несчастными, когда Вы согласны, что их имущество будет таким образом разграблено и увезено этим жестоким тираном?… Более тридцати миллионов [мараведи] награбил он в этом городе, который больше не может называться благородным, но городом, который промотали и разрушили, и чьи граждане были ограблены не за то, что сотворили зло, а за то, что слушались приказов короля, нашего господина и Вашего отца.[2050]
2045
To, что Сармьенто через пытки добивался от конверсо фиктивных признаний не только в религиозных, но и в политических преступлениях, засвидетельствовано автором