Выбрать главу

Кроме сообщения об общем объеме грабежа (который больше нигде не указан), хроника снова заверяет — на этот раз из уст ограбленных, — что их единственным прегрешением была верность королю. Хронист добавляет, что обездоленные люди обратились к принцу и его фаворитам, магистру Калатравы и маркизу Вильены, но принц остался безучастным. Он решил сдержать обещание, данное Сармьенто. А на это хроника замечает:

Кажется несомненным, что принц дон Энрике не читал имперского закона, который гласит: «мы можем делать лишь то, что законно»[2051], потому что, если бы он знал закон, то должен был бы признать невозможность предоставления той защиты, которую он дал Сармьенто, его семье и его имуществу. Не должен был он и уважать в какой-либо форме то, что обещал, потому что это означало действовать против его королевской должности и против всякой справедливости[2052].

Этот мощный протест против принца, с последующей резкой критикой его советников, которые либо не знали, как считает хроника, в чем заключались их обязанности, либо их совесть была нечиста (несомненно, намек на Пачеко и Хирона), разумеется, ни в коем случае не типичен для стиля Перо Каррильо. Барриентос тоже не мог этого написать. Он, как мы знаем, вел от имени принца переговоры с Сармьенто по поводу отъезда того из города. Барриентос, несомненно, придавал важность разговору, который имел с Сармьенто и в котором он повлиял на главаря разбойников, чтобы тот подчинился желаниям инфанта Энрике. Более того, он не указал на несогласие, когда Сармьенто выразил свою готовность покинуть Толедо «со всем своим имуществом»[2053]. Слова Сармьенто «со всем своим имуществом» могли быть истолкованы епископом как относящиеся к его легальному имуществу, и только позже это понятие было расширено до включения в него награбленного добра. Но это маловероятно. Когда Барриентос писал свой отчет, он уже знал, что Сармьенто имел в виду и как читатель его отчета поймет его слова. Но в этом случае епископ не сделал никакого негативного замечания. Поэтому, скорее всего, он хорошо знал об обещаниях, данных инфантом лидеру мятежников, о соглашении, достигнутом по поводу «имущества», и он, епископ, волей-неволей согласился на это, даже несмотря на то, что вряд ли посоветовал принцу поступить таким образом. Поэтому мы снова склонны думать, что и этот пассаж, как и тот, что мы уже проанализировали, тоже был написан более поздним редактором, возможно, тем же, что написал о людях, брошенных в «подвалы». И действительно, также и здесь мы имеем не просто запись соответствующих событий, которые, по мнению автора, не должны быть забыты, но еще и пронзительное взывание к справедливости. Автор был настолько оскорблен поведением инфанта и так опечален его уверткой от законности, что ни один понимающий читатель не может не заметить, что сам он был задет. Иными словами, это был марран.

Но то, что выражено здесь, было не только личным потрясением автора из-за вызывающе аморального поведения, но и общим политическим убеждением группы по поводу решающих моментов её жизни и первоочередных условий ее безопасности. Тот факт, что Сармьенто мог выйти из этой аферы не только безнаказанным, но еще и получившим приз в виде огромного богатства, был для конверсо немыслимым и не предвещал в будущем ничего хорошего. Если имущество, захваченное силой у марранов, могло быть средь бела дня увезено грабителем прямо на глазах у правителей, то жизнь марранов в Испании многого не стоила. Беззастенчивое пренебрежение правителями их обязанностями показало, что отношение к марранам в Испании было таким, как будто они не находились под защитой закона. Автор далее отмечает это следующими словами:

«Еще меньше можно поверить в то, что сказанный принц или члены его совета помнили, допуская это, главу, которая начинается словом «проступок» в восемьдесят третьем разделе Decretum, начинающуюся так: «Проступок, которому не сопротивляются, становится разрешенным, незащищенная истина оскорблена; не исправить зло, когда можно сделать это, есть не что иное, как поощрение этого зла: тот, кто не порицает явного преступления, мыслит как тайный сообщник».[2054]

Стойкий и открытый защитник конверсо, этот автор также имел юридическое образование. Такая прямая и резкая критика, многократно ссылающаяся на законы, могла прийти от маррана-юриста или маррана-писателя, который заимствовал аргументы у марранских юристов. По существу, мысли, выраженные в процитированном фрагменте, а также в пассаже об «имперском законе», могли прийти от такого человека, как Докладчик[2055]. В них мы слышим не только вопли и жалобы среднего маррана — человека с улицы — на содеянное ему зло, но и резкие протесты, которые ведущие конверсо, несомненно, предъявляли принцу и королю Хуану II, когда требовали справедливости для своего народа.

IV. «Четвертая всеобщая хроника»[2056]

I

Как и все другие «общие» истории Испании, Cuarta Crónica General («Четвертая всеобщая хроника») не описывает какое-то определенное правление или период, а представляет историю Испании с древности и до времен ее автора. Так, после нескольких вступительных глав Cuarta начинается с готского периода и доходит до конца царствования Хуана II (1454). Она состоит из многих рукописей XV в., и принято считать, что она была завершена вскоре после смерти Хуана II.

Ничего определенного по поводу авторства этой работы не было установлено, кроме того, что ее первая часть (до 1234 г.) является расширенным переводом на кастильской язык латинской хроники Родриго Хименеса де Рады, архиепископа Толедо (ум. 1247 г.). Ее продолжение с 1243 г. в одной рукописи приписывается Гонсало де Инохосу, епископу Бургоса и автору другой хроники Кастилии (до времен Альфонсо XI), а в другом — Педро Лопесу де Айяле, канцлеру Кастилии, который также был историком с высокой репутацией. Так как Инохоса умер в 1327 г., а Айяла — в 1407 г., очевидно, в обоих случаях приписывание им авторства хотя бы частично ошибочно, ибо речь идет о полном периоде между 1243 и 1454 гг., поэтому, в соответствии с общепринятым научным мнением, считается, что авторство «Четвертой всеобщей хроники» анонимно. Это еще более справедливо по отношению к главе о времени Хуана II, так как никакое из предполагаемых авторств не может относиться к этому периоду. Тем не менее один авторитетный ученый имел на этот счет другое мнение. Фидель Фита, который считал, что и Ихиноса, и Айяла участвовали в написании «Четвертой всеобщей хроники» (первый — до приблизительно 1325 г., а Айяла — с того времени и до 1406 г.), предположил, что глава о периоде Хуана II была написана Алонсо де Картахеной[2057], возможно, потому, что, как и два предыдущих автора, Картахена был и епископом, и историком. В своем предположении Фита упоминает работу Картахены Arbol genealógico de los reyes de Castillo у de León, но можно привести и другие аргументы в поддержку его догадки, которую ни в коем случае нельзя считать беспочвенной[2058].

Из многочисленных сохранившихся рукописей этой хроники только два включают в себя главы о правлении Хуана II, и их версии различны по объему, подходу и содержанию. Тот, который богаче, находится в Национальной Библиотеке в Мадриде под номером ms. 9559 и был опубликован Маркесом де ла Фуэнсантой дель Вайе в Colección de Documentos Inéditos[2059]. Только эта рукопись покрывает весь период Хуана II и включает в себя отчет о толедских событиях[2060]. Поэтому наше внимание будет сосредоточено только на этой версии.

вернуться

2051

Это суммирует содержание CIC Codex Iustinianus, 1, 14, 4-5 (изд. Kriegel, 1895, стр. 68а).

вернуться

2052

Crónica, 671а.

вернуться

2053

Т.ж., т.ж.

вернуться

2054

Т.ж., стр. 671b. См. оригинальный текст главы: «Декрет» Грациана // CIC, I, pp. 293-294.

вернуться

2055

Вполне возможно предположить, что один из помощников Докладчика сотрудничал с Гусманом в редактировании «Хроники Хуана II» и что Гусман доверил ему редакторский надзор над этими пассажами.

вернуться

2056

О «Четвертой всеобщей хронике» и проблеме ее авторства см. R. Menéndez Pidal, Crónicas Generales de España, 1898, pp. 93-97; G. Cirot, Les Histoires générales d'Espagne, 1904, p. 8; A. Sánchez Alonso, «Las Versiones en Romance de las Crónicas del Toledano» // Homenaje ofrecido a Menéndez Pidal, 1925, 1, pp. 347-350; т.ж., Historia de la Historiografía Española, 1941, pp. 319-321.

вернуться

2057

См. Fita // RAH, Boletín, XXXIII (1898), pp. 248-249.

вернуться

2058

Картахена также составил краткое жизнеописание Хуана II в «Хронике Хуана II» под редакцией Гусмана (см. ВАЕ, том 68, стр. 6933-6956). В этом рассказе Картахена воздерживается оттого, чтобы касаться критических моментов его царствования, кроме падения Альваро де Луны. По этому поводу Картахена говорит, что «невероятная любовь» короля к Альваро, которая длилась тридцать восемь лет, превратилась благодаря «превратностям судьбы» в «ненависть и злобу», приведшие к аресту и казни Альваро (т.ж., 693b). Так, в «Хронике Хуана II» Картахена, несомненно, пытается приписать падение Альваро изменившемуся отношению короля, но автор Defensorium и лидер борьбы за права конверсо должен был чувствовать желание раскрыть потомкам хотя бы некоторые из ошибок и преступлений Альваро, которые привели к разрыву между ним и конверсо. Обнаруженные сведения могли вполне являться заслугой Альфонсо де Картахены.

вернуться

2059

CODOIN, 105-106 (1893). Глава о Хуане II в другой версии — MS. 9563, Biblioteca Nacional, Madrid — имеет дело с периодом Фернандо де Антекера.

вернуться

2060

CODOIN, 106, pp. 138-140.