Мы считаем, что так конверсо видели все это дело со своей точки зрения. Как бы глубоко они ни копались в своем поведении, политическом или религиозном, они не могли найти ничего, что бы оправдывало такое кардинальное изменение в позиции Альваро. Следовательно, они пришли к выводу, что единственной к тому причиной было его желание контролировать Толедо и таким образом обеспечить и продвинуть свои интересы. Практически это означало, что он платил за приобретение своих выгод их правами, их собственностью и даже их жизнями. В их глазах он был виновен в поведении, делающим его непригодным для государственной должности, и это в основном диктовало их позицию. Они считали себя обязанными служить Альваро и помогать ему, пока он вел себя как первый министр короля, то есть пока они могли искренне верить, что он действовал для блага общества. Но теперь, когда он присоединился к их врагам, которые глумились над законами, защищавшими всех граждан, и не служили более интересам страны, а только интересам одной радикальной группы, такая вера перестала быть возможной. Следовательно, конверсо уже не видели себя обязанными поддерживать его. Наоборот, они видели свой долг в том, чтобы воевать с ним.
Таковой, несомненно, была моральная позиция конверсо в их конфликте с Альваро де Луной, и эту позицию их главные лидеры, такие как Алонсо де Картахена и Фернан Диас де Толедо, могли бы публично защитить с блеском и уверенностью, что они вправе сделать это. Однако они были лишены такой возможности самой природой борьбы, которую они вели, то есть подпольными методами ведения военных действий. На самом деле, они были настолько скрытными, что даже через много лет после смерти Альваро они считали жизненно важным хранить свой секрет. Поэтому хронисты XV в., даже те, которые не подверглись цензуре, нашли очень мало свидетельств в поддержку подозрений, которые их авторы, несомненно, питали. Поэтому и сегодня требуется так много усилий, чтобы обнаружить следы некоторых шагов, которые вели к эшафоту в Вальядолиде.
III. Круг замкнулся
Каким бы незаконным ни выглядел смертный приговор Альваро в глазах многих ведущих юристов Кастилии, не может быть сомнения в том, что его публичная казнь подняла престиж Хуана II как в глазах простонародья, так и в глазах знати. Монарх, который мог послать на эшафот Альваро, не мог более выглядеть как марионетка своего знаменитого всесильного фаворита. Теперь Хуана II видели королем, который мог принять трудные решения и выполнить их, какие бы трудности ни пришлось преодолеть. Теперь он неизбежно воспринимался как тот, кто способен подчинить себе любого в королевстве, кого он ненавидит, и любого, кто пытается ему противостоять. Кроме того, теперь его стали считать гораздо более жестоким и мстительным, чем принято было думать раньше. Некоторые из аристократов, которые давно уже жаждали занять позицию Альваро при дворе, теперь должны были крепко подумать. Как выяснилось, контролировать Хуана II вовсе нелегко, вступить в противоречие опасно, и те, кто задевали его, рисковали понести жесточайшую кару.
Если таковым был урок, извлеченный из падения Альваро, то урок, извлеченный городской олигархией, в особенности ее предводителями, имевшими долю с королем, не мог сильно отличаться. В особенности это должно было относиться к некоторым, если не ко всем, лидерам Толедо, города, чье неподчинение королю стало символом его облика. Выйдя только что из состояния мятежа после долгих и тяжелых переговоров, они знали, что король согласился простить их и сделать им важные уступки в обмен на повиновение. Но они также знали, что согласие короля было делом рук Альваро де Луны, и теперь, когда всесильного коннетабля больше нет, его достижение может уйти вместе с ним. Король мог объявить свое согласие недействительным, продуктом обмана и дезинформации по вине павшего министра. На деле, подобная возможность выглядела не только весьма возможной, но и обязанной превратиться в реальность скорее раньше, чем позже.
Они знали, что падение Альваро совпало с феноменальным ростом влияния Докладчика, и они могли не сомневаться в том, что этот умнейший человек, который теперь фактически завладел властью, вскоре повлияет на короля с тем, чтобы тот дал новые распоряжения, касающиеся конверсо. Докладчику не составило особого труда убедить короля в том, что законодательная дискриминация против конверсо в Толедо, которая пошла против национального закона, является гноящейся раной на политическом теле Кастилии и что авторитет и власть короля пострадают, если толедцам будет позволено поступать, как им заблагорассудится. Никакой довод не мог бы сильнее подействовать на короля, который, несомненно, думал в этом направлении.
Но кроме позиции Докладчика в этом вопросе, которая сама по себе могла быть решающей, здесь имел место еще один фактор, который заставил толедцев понять ненадежность их ситуации. Этим фактором являлась роль, которую Фрай Лопе де Барриентос, епископ Куэнки, играл в новой администрации. Толедцы, конечно, были в курсе того, что Фрай Лопе, теперь один из двух главных советников короля[2213], являлся стойким союзником «новых христиан» и безусловным противником «Толедского статута» и антимарранской политики, которую он представлял. И таким образом, перед лицом объединенных сил короля, Докладчика и неукротимого епископа толедцы поняли, что, если король прикажет им отказаться от их антимарранской политики, у них не останется выбора, кроме как незамедлительно подчиниться.
Из указа, выпущенного Энрике IV 10 июня 1471 г., мы узнаем, что права конверсо, которых их лишил «Толедский статут», были восстановлены в Толедо — де-факто и де-юре — еще до 1465 г.[2214] Но из этого указа невозможно понять, в каком году это случилось. Этот вопрос никогда не был поднят учеными, но помня о том, что только десять месяцев прошло с момента смерти Альваро до кончины Хуана II, можно было бы предположить, что перемена произошла в царствование Энрике IV. Однако имеется безусловное доказательство того, что равенство конверсо было восстановлено в Толедо еще при Хуане II. Свидетельство об этом включено в завещание Хуана II, подписанное в Вальядолиде 8 июля 1454 г. Оно гласит:
Поскольку определенные граждане и жители Толедо были изгнаны из Толедо в то время, когда город был захвачен Сармьенто, и поскольку позже я хотел предоставить изгнанным защиту их прав, я восстановил их в их должностях и владениях и приказал, чтобы их приветствовали и принимали и хорошо относились к ним в Толедо, потому что это необходимо во службу Богу и мне, и для освобождения от [обязанностей] моей совести. И поскольку я хотел [когда делал эти распоряжения], чтобы те, кого изгнали их города, служили бы мне, имея определенную сумму doblas, теперь из-за угрызений совести по этому поводу я приказал, чтобы никто не требовал вышесказанную сумму, или часть ее, не взял у них ничего другого в счет вышесказанного дела. В особенности [я считаю это указание правильным], поскольку вышесказанные уже пострадали от изгнания и потерпели много другого ущерба и обид из-за службы мне и за то, что приняли мою сторону [против мятежников]. По этим причинам мое желание и предпочтение, чтобы эти положения были полностью исполнены и чтобы ни по какому случаю и ни по какой причине, относящейся к вышесказанному, ничего не требовали от этих людей или от других; и они не должны будут платить по этому поводу ничего.[2215]
Ранее мы пытались реконструировать борьбу между городом и королем по поводу прав конверсо и коснулись, среди прочего, отказа города принять обратно конверсо, которых Сармьенто выслал, ограбил и лишил их должностей, переданных потом «старым христианам». Мы видим, как король принял позицию города по этому делу, и, заняв эту позицию, он оказался в крайне неловком положении перед конверсо. Однако из цитированного нами пассажа его завещания мы видим, что позже он полностью поменял свою позицию: он позволил изгнанникам вернуться в город, а также восстановил их в должностях и владениях. Что привело к такой перемене?