Что за человек был этот Хуан Пачеко? Чего он добивался?
Мы располагаем целым рядом характеристик Пачеко, сделанных его современниками. Все они были внимательными и искушенными наблюдателями, вместе составившими общую картину. Самыми поучительными из этих наблюдений были, несомненно, наблюдения Кастильо и Паленсии, двух главных историков правления Энрике, пристально следившими за карьерой Пачеко. Оба оставили детальные отчеты о его деятельности, сопровождаемые их недвусмысленными мнениями, и, хотя они резко отличались друг от друга в своих взглядах на короля и других исторических личностей своего времени, они практически сходились в своих оценках Пачеко, его характера и его мотивов. Это согласие внушает особое доверие их суждениям и позволяет нам с уверенностью принять их.
В глазах Кастильо Пачеко был «идеалом неблагодарности, тирании и ненасытной алчности»[2284]. Паленсия, который, несомненно, подписался бы под этими эпитетами, называет его еще и законченным заговорщиком и «неподражаемым мастером притворства»[2285]. Оба этих историка считают его нечистоплотным предателем, способным на многие преступления в погоне за удовлетворением своих амбиций. Их устрашающие характеристики Пачеко подошли бы к мифическому, а не реальному мерзавцу, но отчет о его отвратительных замыслах и поступках подтверждает, по существу, все эти обвинения. На самом деле, их слова бледнеют перед его делами.
Своей связью с Энрике Пачеко был обязан Альваро де Луне, который выбрал его в компанию принца-подростка. Выбор оказался пагубным — прежде всего для Альваро, затем для принца, а главное — для национальной судьбы Кастилии. Пачеко был на пять лет старше Энрике и хорошо знал, как завоевать доверие инфанта. Поскольку Энрике принял сторону матери против Альваро, которого она обвиняла в том, что тот отдалял от нее короля, Пачеко углубил раскол между принцем и министром в надежде усилить зависимость Энрике от себя самого. Стратегия сработала. Веря в искреннюю дружбу Пачеко, Энрике привык следовать его советам, в особенности потому, что анализы и предвидения Пачеко очень часто оказывались верными. Вскоре он оказался глубоко вовлечен в политику, а Пачеко приобрел известность его «фаворита».
Нет сомнения в том, что Энрике научился у Пачеко искусству охоты в политических джунглях, на которые походила в то время большая часть Кастилии. Пачеко был гением политических переговоров, и, прежде чем заняться какой-либо государственной деятельностью, он, как представил это Пульгар, «тщательно взвешивал качество затрагиваемого вопроса, время, место, личность и другие относящиеся к делу обстоятельства»[2286]. Благодаря Пачеко Энрике приобрел значительный вес в политической ситуации в Кастилии, используя свое положение наследного принца и причиняя большие сложности своему отцу. Пачеко знал, как быть вознагражденным. Энрике получил для Пачеко от короля, своего отца, важный маркизат Вильены, а звание магистра ордена Калатравы — для брата Пачеко, Педро Хирона. Братья, однако, видели в этих приобретениях только базу для дальнейшего продвижения.
Между принцем и его фаворитом царило взаимопонимание до определенного момента после их триумфального въезда в город — или, точнее, после упразднения мятежного правительства. Затем случилось нечто, приведшее к разрыву. Новая ситуация призывала к новым решениям, а принц и Пачеко могли сильно расходиться во мнениях по этому поводу. Не забудем, что к середине века принцу уже исполнилось двадцать пять лет и он был знаком с кастильской политикой изнутри. Он отлично владел искусством переговоров, был искушенным тактиком и вполне мог развить собственные взгляды по ряду важных политических вопросов. А главное — он научился распознавать тщательно скрываемые мотивы людей, даже тогда, когда они притворялись. Так, в один из дней он смог увидеть Пачеко в истинном свете. Эта перемена в его отношении могла быть результатом накопившихся впечатлений или же случиться в один миг, как некая вспышка. Возможно, помог этому Лопе де Барриентос, прежний учитель Энрике, который в то время находился в его окружении. Дон Лопе мог распознать настоящее лицо Пачеко даже через несколько завес его жульничества и притворства. Дон Лопе ненавидел Пачеко и искал способ подорвать его влияние на молодого принца. В любом случае, как только глаза Энрике раскрылись, он решил порвать с Пачеко и не иметь с ним больше ничего общего. Он захотел убрать Пачеко из своей жизни.
К своему большому смятению Энрике вскоре обнаружил, что избавиться от Пачеко не так легко. Братья быстро прочувствовали его намерения, в особенности когда заметили, что тот проводил много времени с Родриго Понтекарреро, свояком Пачеко, который в то время полюбился принцу, но совсем немного времени с ними, якобы его «фаворитами». Пачеко навязывал себя принцу. Не может быть сомнения в том, что он использовал свой острый ум для того, чтобы устранить «непонимание» между собой и принцем. Может быть, ему и удалось как-то снизить уровень недоверия принца к нему до состояния недоказанности подозрений, но это не могло оживить прежнюю дружбу. То, что предотвратило разрыв между Энрике и братьями и заставило принца сохранять их в качестве своих «фаворитов», было понимание им того факта, что он находился в их руках гораздо больше, чем они в его.
Братья должны были напомнить Энрике, что тот передал все крепости, включая крепость Сеговии, где хранилось личное богатство принца, под их командование, и если он не согласится оставить их обоих на своей службе, то они будут распоряжаться этими крепостями, как своими собственными. В то время Энрике был занят одной мыслью: как вернуть себе контроль над своими замками и, среди всего прочего, как ослабить хватку братьев над Толедо, потому что там он поставил алькасар под командование Педро Хирона, хотя еще не назначил защитников различных ворот города.
Теперь, в феврале 1450 г., перед тем как покинуть Толедо, он позаботился о том, чтобы передать эти позиции в руки друзей, которым он доверял, запретив им передавать «кому бы то ни было» ворота Алькантара и алькасара. Под «кем бы то ни было» он, конечно, подразумевал, прежде всего, Хирона, но стражники не могли этого знать. Перемена в отношениях между Энрике и братьями должна была оставаться в секрете, и в этих обстоятельствах Хирону не составило особого труда вскоре захватить в свои руки контроль также и над этими опорными пунктами[2287].
В конце концов, Энрике заполучил назад те замки, которые он так необдуманно доверил братьям, но предоставив им твердые гарантии, которые обязан был соблюдать. Братья не сомневались в том, что Энрике выполнит свои обязательства, если только они не дадут ему повода пренебречь ими. Они были весьма осторожны, чтобы не давать ему такого повода, и, таким образом, когда Энрике взошел на королевский трон, оба стали членами королевского совета и заняли высокие посты в администрации. Педро Хирон стал его главный камергер, а Хуан Пачеко — главным мажордомом, но на деле его влияние было значительно большим, чем предполагал этот титул. Он был «первым человеком его совета», главным творцом политики королевства и главным арбитром в государственных делах[2288].
Хотя Энрике теперь был королем, наделенным высшей властью, он по-прежнему чувствовал неловкость в своих отношениях с Пачеко. Он никогда не мог полностью освободиться от подозрений, возникших в отношении Пачеко в начале 1450 г., не мог верить ему. Он, конечно, зачастую спрашивал его совета и следовал ему, когда находил совет полезным, но внимательно следил за шагами Пачеко и не доверял ему жизненно важных постов. Назначив Пачеко главным мажордомом, он, в качестве противовеса этому шагу, продвинул Лопе де Барриентоса с позиции первого советника на пост главного канцлера. Барриентос был главной опорой Энрике. Он понимал, какую опасность представляет Пачеко для короля, для спокойствия и процветания королевства, но ему не удалось убрать его из администрации. Вместо этого Пачеко убрал его самого.