Суть этого шага выражена в документе, выпущенном королем в Кабесоне, близ Сеговии, 4 сентября 1464 г. на встрече с некоторыми высшими чиновниками и несколькими аристократами из оппозиции. Кастильо сообщает нам, что перед этой встречей король Энрике совещался с Пачеко, пытаясь согласиться на условия окончания раздора между ним и грандами[2306]. Содержание документа должно было быть формально оглашено в присутствии собравшихся после серьезных дебатов.
Пачеко, несомненно, представил королю свои условия мирного разрешения конфликта: передача инфантов в руки оппозиции, формальная отмена наследования Хуаны, удаление из королевского двора Бельтрана и его сторонников и ревизия порядка работы и структуры администрации[2307]. Король, возможно, мог согласиться на передачу инфантов оппозиции, при условии, что те снимут остальные требования, но Пачеко, вне сомнения, объяснил королю, что ни при каких условиях невозможно убедить грандов, что Хуана является его настоящей дочерью, и поэтому их брожение неизбежно будет продолжаться, пока план наследования не удовлетворит их. Тогда король выложил на стол козырную карту, приготовленную специально для этого случая. Он согласился на передачу наследования Альфонсо, а гранды обеспечат его брак с Хуаной, которую они признают дочерью Энрике и принцессой, в то время как все остальные требования оппозиции аннулируются. Пачеко, тем не менее, не так легко отступил. Он настаивал, конечно, и на других требованиях, но король был тверд, и Пачеко, оценив свой колоссальный выигрыш от новой позиции Энрике, принял предложение короля с весьма заметными поправками, а именно: Хуана будет носить титул принцессы, но не будет упоминаться как дочь короля; король немедленно обнародует декларацию по поводу перевода наследования на Альфонсо, а все те требования, которые король отверг, будут объектом дальнейшего рассмотрения им и группой аристократов, соратников Пачеко. Последнее условие должно быть оформлено таким образом, чтобы предоставить королю почву поверить в то, что настоящее мирное соглашение, наконец, достигнуто, в то время как Пачеко сможет, явно не без оснований, утверждать, что главные вопросы остались неразрешенными.
Соответственно, в духе документа, опубликованного в Кабесоне 4 сентября 1464 г., король заявляет:
«…для того, чтобы исключить всякую причину скандала, который может подняться после конца нашей жизни по вопросу наследования престола моего королевства, и желая обеспечить это в манере, подобающей служению Богу и мне самому, я заявляю, что законное наследование моего королевства и моего трона принадлежит моему брату, дону Альфонсо, и никому другому».[2308]
Затем он попросил всех присутствующих прелатов и аристократов принести присягу на верность и оказать почет дону Альфонсо, как это положено по отношению к наследникам королей Кастилии и Леона, и выразил желание, чтобы за этой церемонией последовали аналогичные церемонии всех грандов, и пожелал, чтобы впредь Альфонсо именовали и относились к нему как к перворожденному наследнику престола и принцу. Он предназначил декабрь того года для завершения этой процедуры и обусловил, что вслед за присягой на верность
все сказанные гранды и прелаты, ricos ombres и кабальеро и доверенные лица больших и малых городов и сел поклянутся постараться обеспечить, чтобы сказанный Принц, дон Альфонсо, мой брат, женился на принцессе донье Хуане [и чтобы] ни открыто, ни тайно не попытаются направить Альфонсо на женитьбу на другой женщине, или выдать Хуану за другого мужчину.[2309]
Король верил, что этой декларацией он преградил дорогу планам Пачеко, обеспечил будущее своей дочери как королевы его владений, защитил ее честь, назвав ее принцессой (что означало тот факт, что она законная наследница), и, по существу, заставил всех важных людей королевства признать ее таковой. Но Пачеко думал иначе. Заявление короля о возможном скандале из-за престолонаследия после его смерти предполагает, что для скандала были основания, а передача права наследования от Хуаны его брату Альфонсо предполагает, что она не является его дочерью, или как минимум его веру в то, что такая возможность существует. Иначе зачем же королю отнимать у своей дочери, против которой, как известно, у него нет никакого недоброжелательства, такой драгоценный дар, как престолонаследие, если только он не признает в глубине души, что утверждение о ее незаконнорожденности справедливо? Несомненно, Пачеко мог и в дальнейшем поддерживать такой вывод тем, что, упоминая Хуану, король не добавил к титулу «принцесса» (как он называет ее в документе) слов «наша дорогая дочь», как было принято делать в подобных заявлениях, — опущения, которых он не допустил бы, если бы был убежден в том, что она является именно его дочерью. Одним словом, Пачеко мог видеть в заявлении короля самый что ни на есть самообличительный документ, на который он, Пачеко, мог только надеяться. И он знал, как этот материал использовать.
Вскоре после обнародования этого документа Пачеко почти наверняка встретился с королем, чтобы убедить его принять те требования, которые тот до сих пор отказывался удовлетворить. Но Энрике упрямо противился любым дополнительным уступкам. В особенности он отвергал предложения, в которых Пачеко был заинтересован более всего — а именно, передачу инфантов под его опеку и удаление Бельтрана. Увольнение последнего было для Пачеко необходимым условием для восстановления его собственной власти, в то время как контроль над инфантами мог бы дать ему окончательную возможность, в случае необходимости, провозгласить Альфонсо королем — то есть в случае отказа Энрике снова сделать Пачеко главой администрации. Коронование Альфонсо может, разумеется, объяснить необходимость смены правительства Энрике, якобы продажного и неэффективного, а отсюда и повторяющийся призыв аристократов к глубокому преобразованию королевской власти. Энрике насквозь видел эти планы Пачеко и ясно понимал, почему тот так настаивал на выполнении каждого из его требований: все они были существенными элементами его планов по обеспечению восстановления его политического положения. Но именно этого король хотел избежать. Ни под каким видом он не согласится на возвращение Пачеко ко двору.
Возможно, теперь Пачеко впервые понял, насколько твердой была решимость Энрике не впустить его еще раз в свою жизнь. Тем не менее он думал, что на этот раз он располагал средствами заставить короля сделать то, что он хотел. Он вернулся к грандам с отказом короля, указав на то, что пока что они почти ничего не добились королевской декларацией о престолонаследовании. Если инфанты не переданы в их руки, кто помешает королю и Бельтрану убить их в удобный момент, тогда наследование автоматически перейдет к Хуане, и Кастилия, следовательно, окажется под властью самозванки и мошенников в роли ее советников. Единственным способом предотвратить это является усиление кампании против короля. Пачеко, конечно, напомнил грандам, что, к счастью для них, они теперь имели возможность нанести Энрике мощный удар. Ибо указанная декларация включает в себя признание того, что Хуана не является его дочерью, и если объяснить это должным образом народу, то можно будет склонить на свою сторону всю страну. Каррильо поддержал план действий Пачеко. Так же поступили все члены их союза.