Но кроме этих и других опасений перед грядущим развитием событий, был еще и крайне срочный и важный момент, который не позволял правительству оказаться в одной компании с врагами конверсо. Это был план захвата Сеговии, реализация которого зависела от сотрудничества маррана Педро Ариаса (Педрариаса) Давилы, выдающейся фигуры этого города, занимавшего должность главного казначея короля Энрике и недавно перешедшего в лагерь мятежников.
Пачеко и Каррильо уже давно искали пути привлечь Педрариаса на свою сторону и с его помощью овладеть контролем над Сеговией и крепостью, где хранилась казна короля Энрике. Прямое обращение Пачеко к Педрариасу было отклонено как оскорбление чувства чести последнего. Педрариас не мог выказать такую неблагодарность королю, который сделал так много для его семьи. Пачеко сделал вид, что прекратил свои попытки, но втайне возобновил их. Он разработал план, согласно которому его агентам удалось убедить Энрике в том, что Педрариас, один из самых доверенных лиц короля, присвоил королевские фонды, которыми ему было поручено управлять. Педрариас был арестован по приказу короля, но многие из его друзей поспешили вмешаться и показали королю, в чем была его ошибка. Энрике был рад признать свою грубую ошибку и восстановил его в должности главного казначея. Но прежней близости между Педрариасом и королем уже не было. Педрариас не мог забыть — или простить — унижения, испытанного им во время заключения. Он намеревался отомстить.
Не зная, что Пачеко был автором интриги, которая временно восстановила короля против него, Педрариас сообщил маркизу Вильены, что теперь он был готов присоединиться к партии Альфонсо. Он также заверил Пачеко, что сделает все возможное, чтобы вырвать Сеговию из-под контроля Энрике и передать ее Альфонсо. Вскоре заговорщиками был разработан детальный план захвата города с помощью солдат-мятежников. Педрариас подготовил своих людей и заручился поддержкой своего брата Хуана Ариаса, епископа Сеговии Перучо де Монхарреса и других влиятельных граждан, на которых мог положиться[2394]. Среди них, конечно были и конверсо.
Прежде чем король Энрике отправился на битву при Ольмедо, он получил информацию о том, что братья Ариас затевают передать Сеговию его врагам, но отказался этому верить. Тем не менее он подумал, что стоит позвать их на встречу и связать их с собой новым обещанием верности. В разговоре с ними Энрике, конечно, напомнил им о своих давнишних и долгих взаимоотношениях с их семьей, подчеркнул свое доверие к ним и принял их клятву на верность и обещание охранять Сеговию от мятежников. Однако клятвы не были искренними. Вскоре после того как дон Энрике покинул Сеговию, Педрариас связался с Пачеко и назначил дату вторжения в город[2395]. Это должно было состояться в первых числах сентября.
Мятежники мобилизовали большую армию, которая расположилась вблизи Сеговии, и ожидали сигнала, который был дан их людьми, уже проникшими в крепость через потайную дверь, открытую им для этой цели. Вскоре после этого дон Мануэль Понсе де Леон, коннетабль Паредеса, вошел в город со своей севильской кавалерией, а основные части армии, численностью около трех тысяч человек, быстро последовали за ними. Граждане Сеговии, верные дону Энрике, поняли, что их предали и что враг ворвался в город. Они схватили оружие, что было под рукой, и сопротивлялись, как только могли. Они обрушили на вторгшихся солдат шквал камней, стрел и бревен с верхних окон своих домов. Однако всего через несколько часов силы вторжения, которым помогал Педрариас, сломили их сопротивление. Коменданта алькасара силой заставили сдать крепость[2396].
Судя по ущербу, нанесенному делу короля Энрике, предательство Педрариаса сравнимо с изменой Альвара Гомеса. Оно лишило короля надежного опорного пункта и финансовых ресурсов, позволявших ему мобилизовать и содержать большую армию. У Пачеко и Каррильо появились основания поверить, что Энрике обречен.
Таким образом, похоже, что двое марранов, самые доверенные и приближенные к королю придворные, его секретарь и казначей, причинили ему самые невыносимые страдания и, конечно, самые большие бедствия. Они не сделали этого по своей инициативе — оба попались в сеть хитроумного Пачеко. Но если бы они не погрязли в философии, которая снисходительно относилась к предательским действиям против короля, если бы они не находились под влиянием примера мятежных баронов, а вместо этого оставались верными политике своих предков, для которых лояльность королю была первейшим правилом поведения, то сама мысль о предательстве не пришла бы им в голову, а течение царствования Энрике IV могло получить совсем другой поворот.
Взятие Сеговии силами Альфонсо значительно перевесило частичное поражение, которое они потерпели в неравной битве при Ольмедо. Помимо того, что они приобрели бесценную военно-стратегическую позицию, они теперь завладели большим богатством Энрике, позволяющим им почти немедленно продолжать войну, в то время как перспективы Энрике привлечь новые капиталы были весьма призрачными. Теперь его возможности начать военную кампанию зависели от готовности его союзников взять на себя финансовые тяготы войны, и под давлением растущих расходов следовало ожидать, что рано или поздно они покинут лагерь Энрике.
Никто не понимал яснее, чем сам Энрике, зловещую реальность, с которой он встретился, потеряв Сеговию. Поэтому он ухватился за возможность переговоров с мятежниками, когда сообщил им, что готов встретиться, чтобы взвесить условия окончания вражды. Условия, предложенные мятежниками для встречи, не предоставляли гарантий безопасности для него. Но Энрике поспешил принять их предложение, даже не посоветовавшись ни с кем из своих друзей. Он распустил свою армию и сказал ее командирам, что идет на мирные переговоры с мятежниками, а чтобы успокоить волновавшихся за его безопасность, уверил их, что дела поворачиваются теперь к благоприятному разрешению[2397].
На самом деле, Энрике вовсе не был в этом уверен. Он только знал, что для спасения ситуации он обязан попытаться вернуть свою украденную казну, а чтобы достичь этой цели, он был готов рискнуть своей жизнью и положить на чашу весов свое личное влияние. Так, собрав все свое мужество, он отправился в Сеговию на условиях мятежников: безо всякой военной силы, только в сопровождении пятерых своих людей.
Король открыл дискуссию серьезными и тщательно взвешенными словами, которые заставили коннетабля Родриго Манрике ответить скорее в дружеской манере[2398]. Реакция Манрике, который говорил от имени мятежников, указала на их готовность достичь соглашения с королем. Действительно, переговоры закончились соглашением, которое, казалось бы, удовлетворило обе стороны. Его условием было то, что он поставит алькасар Сеговии под контроль Пачеко, теперь уже Магистра Сантьяго, что королевская казна будет перевезена в Мадрид, после того как многие драгоценные камни из нее будут храниться у графа Пласенсии и архиепископа Севильи. Перучо, командир алькасара Сеговии, будет назначен губернатором Мадрида и комендантом алькасара, а в качестве такового и ответственным за королевскую казну, что королева будет передана в качестве заложницы архиепископу Севильи, Алонсо де Фонсеке, в качестве гарантии выполнения королем соглашения[2399], и, наконец, мятежники «обещают и заверяют, что в течение шести месяцев они полностью возвратят королю все его владения». Это означало, что король вернет себе власть над территориями, занятыми мятежниками[2400].
Совершенно очевидно, что некоторые условия соглашения не были предназначены для сведения широкой публики. Если мятежники действительно намеревались выполнить то, что обещали, они стояли перед серьезной проблемой: как совместить их новые намерения с лояльностью дону Альфонсо, которому они присягнули на верность. Мы не знаем, как они планировали разрешить эту проблему, и не знаем, все ли они придерживались того же мнения. И все же нетрудно разгадать сиюминутные интересы Пачеко. Он хотел, с согласия Энрике, узаконить свой контроль над Сеговией и алькасаром. Он также планировал захватить контроль над Мадридом вместе с королевской казной в алькасаре, с помощью своего палача, предателя Перучо. Энрике, который прекрасно понимал его мысли, не мог не понять этого замысла.