Тем не менее он покинул Сеговию не без ощущения некоторого успеха: ему удалось вырвать свою казну из рук Пачеко и побудить некоторых аристократов вернуться под его власть. Так как он не верил Пачеко, их лидеру, он не знал, что выйдет из их обещаний. Но он должен был лелеять надежду на то, что по крайней мере появится шанс на мир. Он велел своим людям внимательно следить за Пачеко и с нетерпением ждал хороших новостей. Таких новостей из штаб-квартиры мятежников не поступало, но вдруг появился признак прорыва там, где Энрике меньше всего ожидал. Фортуна снова начала улыбаться ему.
Граждане Толедо были сильно обеспокоены продолжающимся отказом правительства Альфонсо удовлетворить их требования касательно конверсо. Они помнили жестокие наказания, которым король подверг руководителей восстания 1449 г., и задумывались над тем, что их ждет, когда гражданская война закончится и король Альфонсо станет единоличным правителем страны. Они помнили, что потери жизни и собственности конверсо в последних волнениях во много раз превосходили те, от которых марраны пострадали во время правления Сармьенто, и они опасались, что их король, Альфонсо, который показал свое резко критическое отношение к их поведению, заставит их дорого заплатить за то, что он считал непростительными преступлениями.
Эта растущая тревога толедцев, которые жаждали воспользоваться плодами своих преступлений (или, как они это видели, плодами победы над своими заклятыми врагами), была использована членами семьи де Сильва, т. е. семьи графа Сифуэнтеса. Это были дон Педро де Сильва, епископ Бадахоса, и его сестра Мария де Сильва, жена Перо Лопеса де Айялы[2401]. Беспрестанно твердя об опасности, которую победа дона Альфонсо может представить собой для всех толедцев, донья Мария, умная женщина, глубоко замешанная в толедской политике, сумела внушить некоторым представителям городской знати, поддерживающим дона Альфонсо, мысль перейти на сторону короля Энрике. А главное — она убедила своего мужа в необходимости оставить их подданство королю-подростку и взять противоположный курс — то есть следовать за Энрике, — что она считала жизненно важным для их интересов. Она также вступила в контакт с доном Энрике и ознакомила его со своими усилиями и достижениями. Вскоре Айяла и король вступили в секретные переговоры, которые быстро завершились соглашением.
Энрике знал, какую цену он должен заплатить за возвращение Толедо под его власть. Вспоминая свой опыт восемнадцати лет назад, он взял тот же курс, которому следовал и его отец и Альваро де Луна. Так, 16 июня 1468 г. он опубликовал полное прощение всем жителям Толедо за их участие в бунте против него и подтвердил их владение всем имуществом и должностями, отнятыми ими у конверсо[2402]. Вслед за амнистией Энрике прибыл в Толедо по приглашению Айялы и был принят в его доме как признанный властитель города.
Возможно, он обсуждал с Айялой проблемы, которые еще требовалось разрешить, когда возле дворца Айялы собралась толпа и громогласно потребовала беседы с королем. Они явно не слишком верили в то, что Айяла «защищает» их интересы. Энрике принял делегацию из трех человек и подписал подготовленную ими бумагу. Но на следующий день они явились снова, требуя дополнительных заверений. На этот раз Айяла решил действовать. Он позвал маршала Эрнандо де Риваденейру, и вместе с правителем и главой полиции, за которыми следовала группа вооруженных людей, ворвался галопом в бушующую толпу, арестовал их лидеров, отстегал одних, отрубил уши другим и послал нескольких протестующих на виселицу[2403]. Таким образом порядок в Толедо был восстановлен в лучших традициях Перо Лопеса де Айялы. Но демонстрация, возможно, помогла ему получить от короля то, что он хотел. 3 июля Энрике издал распоряжение, в котором запретил конверсо занимать должности в правительстве города, а на следующий день, 4 июля, он формально доверил Перо Лопесу де Айяле попечительство и управление городом Толедо[2404].
На этом, однако, история не закончилась. На следующий день после того, как Энрике подтвердил военный контроль Айялы над городом, дон Альфонсо неожиданно умер, и политическая ситуация в королевстве резко изменилась в пользу Энрике. В последующие три года корабль кастильского государства все еще бороздил неспокойные воды, но 10 июня 1471 г. Энрике нашел возможность издать новое распоряжение для Толедо, в котором он приказал восстановить конверсо в должностях, с которых они были смещены[2405]. Теперь мы бегло коснемся событий, приведших к этому.
Возвращение Толедо под власть короля Энрике и смерть его сводного брата нанесли, похоже, сокрушительный удар по партии Альфонсо, и вскоре за этим последовал ряд весьма неприятных для мятежников событий. Бургос провозгласил свою преданность королю, а национальная Эрмандада [Союз гражданской самообороны], всегда благоприятно настроенная по отношению к Энрике, теперь формально приняла его сторону. В дополнение, четыре ведущих члена оппозиции, графы Пласенсия, Бенавенте и Миранда, вместе с архиепископом Севильи, приняли новую присягу верности Энрике и признали его своим единственным господином.
По совету грандов, которые вернулись в его подданство, Энрике опубликовал призыв к мятежникам отказаться от своей неуступчивости и вернуться служить ему. Пачеко, который видел, откуда ветер дует, поспешил ответить, что они примут предложение короля, если будет назначено ответственное лицо для переговоров, так что можно будет быстро закончить их «миром и согласием». Личностью, которую они выбрали представителем короля, был архиепископ Севильи, Альфонсо де Фонсека, который неоднократно демонстрировал свое двуличие и неверность Энрике. После разговоров с мятежниками Фонсека вернулся с их условиями заключения мира, которые сконцентрировались на одном: король должен провозгласить свою сводную сестру Изабеллу своей единственной законной наследницей трона, после чего все они придут вместе с ней к королю, чтобы поцеловать ему руку как своему единственному господину[2406].
После дальнейших переговоров Энрике принял это условие. 19 сентября 1468 г. он формально провозгласил в Лос-Торос-де-Гисандо, в присутствии многих ведущих аристократов и прелатов, свою сводную сестру Изабеллу своей единственной наследницей и потребовал от присутствовавших грандов, как и от всех властей королевства, признать ее таковой, присягнуть ей на подданство как будущей королеве после его смерти. Что касается Хуаны, она теперь называлась просто «дочерью королевы», ей запрещалось покидать страну, и ее будущая судьба должна была решаться королем «с согласия и дозволения» Изабеллы, Пачеко, архиепископа Севильи и графа Пласенсии[2407]. Это соглашение ограничивало Изабеллу только в одном: она не имела права ни за кого выйти замуж без разрешения короля и вышеупомянутых грандов, которые, в свою очередь, не имели права навязать ей мужа против ее воли[2408]. Вскоре после этого Энрике назначил Пачеко, который при Альфонсо стал магистром Сантьяго, на его прежний пост главного министра королевства.
Гражданская война закончилась.
V. Антимарранская ярость охватывает юг
Что заставило короля Энрике пожертвовать правами своей дочери как наследницы престола и вновь доверить свою администрацию человеку, который так старался уничтожить его? Судя по предыдущим событиям, можно прийти к выводу, что эти шаги не проистекали из пессимистической оценки его положения. Имея в своем подчинении Толедо и Бургос, национальную Эрмандаду, готовую служить ему, и кастильскую знать, которая была скорее на его стороне, он, кажется, мог не сомневаться в том, что сила оппозиции постепенно пойдет на убыль, пока не исчезнет совсем. Что же тогда послужило причиной его «соглашения» в Лос-Торос-де-Гисандо, которое было, по существу, полной капитуляцией?
2407