Алонсо де Агилар в сопровождении своих кавалеристов помчался к церкви Сан-Франсиско. Он знал, что ядро возмутителей порядка находилось там, и он хотел говорить с их лидером, кузнецом. Однако вход в церковь надежно охранялся, и Алонсо пришлось выманить кузнеца наружу, чтобы иметь возможность отчитать его. Когда дон Алонсо велел ему распустить его людей, тот ответил грубостью. Оскорбленный Агилар ударил его пикой, и смертельно раненного кузнеца отнесли домой. Собравшейся толпе дали понять, что кузнец умер, но тот, ожив на мгновение, призвал своих сторонников отомстить за его смерть. Слухи об этом быстро разнеслись по всему городу, и взбешенные «старые христиане» — плебеи обрушили атаку на конверсо и разграбили много их домов. Дон Алонсо снова пришел им на помощь со своим кавалерийским эскадроном, но когда он подошел к дому мертвого кузнеца, то увидел, что его авторитет немногого стоит. Толпа не отступила и ввязалась в схватку с его эскадроном. Шквал камней, стрел и пик, обрушившийся на солдат Алонсо, поставил их жизни под угрозу и заставил отступить[2427].
Теперь дорога открылась для общей атаки на конверсо Кордовы, которые в ожидании худшего вооружились и укрепили свои самые населенные районы. Банды первых нападающих усилились «сельскими тружениками», пришедшими в Кордову за своим жалованьем, а также крестьянами из соседних деревень, которых привлек предстоящий грабеж. Конверсо Кордовы были вынуждены защищаться не только от своих врагов в городе, но и от тех, что пришли из деревень, и воевали, героически, потому что сражение продолжалось два дня. Тем не менее на третий день большая часть защитных укреплений рухнула, и повсюду, где это случилось, началась резня. «Нет такой жестокости на свете, — говорит Паленсия, — которая бы не проявлялась в этих случаях. Девушки и женщины были не только изнасилованы, но и зверски убиты». Многие старики были зарезаны, увеличив число жертв бойни. Вскоре за этим последовал всеобщий грабеж, в ходе которого были сожжены многие дома[2428].
О числе жертв среди «старых» и «новых христиан» не осталось записей, но оно должно было быть гораздо большим, чем во время толедских бунтов, в особенности среди конверсо. Тем не менее община марранов Кордовы не была уничтожена, хотя и понесла тяжелые потери во время резни и последующего бегства. То, что спасло ее от полного уничтожения, была, без сомнения, их эффективная самооборона. Паленсия просто отражал антимарранские чувства, когда изображал конверсо Кордовы «робкими по натуре и по сознанию своих скверных дел»[2429]. Из того, что он сам сообщает нам, очевидно, что они проявили большое мужество в бою. Они явно не получили поддержки от Агилара во время решающей атаки на их кварталы. Солдаты Агилара бежали в свою крепость, а все бремя защиты пало на конверсо. Конечно, некоторые марраны бежали с арены сражения, следуя за Агиларом, или попытались покинуть город, но «оставшееся большинство, — как сообщает нам Паленсия, — атакованное яростными плебеями в своих более укрепленных кварталах, могло лишь с большим трудом сопротивляться на перекрестках улиц, защищенных старыми стенами»[2430]. Ясно, что многие места не были захвачены, большинство домов не сгорело, и много конверсо осталось в городе после этих событий. Благодаря этому факту городской совет нашел необходимым заявить в декларации, что с того момента и дальше никто из «новых христиан» не сможет занимать общественные должности в Кордове[2431].
Результаты нападения на «новых христиан» в Кордове подстегнули желание многих ненавистников марранов последовать примеру Кордовы. Влияние этого нападения чувствовалось на всей территории Испании, но в особенности в Андалусии. Подобные зверства вскоре имели место в соседних с Кордовой маленьких городках и селах, таких как Монторо, Адамус, Бухалансе, Ла-Рамбла и Сантаэлья[2432]. В Альмодоваре, главном городе ордена Калатравы, крестьяне убили нескольких конверсо, но магистр ордена Калатравы, дон Родриго Хирон, «заставил их заплатить за свои преступления на виселице»[2433]. «Херес и Эсиха освободились от несчастья, — говорит Паленсия, — благодаря вмешательству маркиза Кадиса и дона Фадрике Манрике»[2434]. Также и Баэса должна была стать ареной смуты, если бы граф Кабра не защитил конверсо наказанием смутьянов[2435]. Очевидно, только там, где себя проявила сильная рука знати, беспорядки были остановлены.
Это обстоятельство было продемонстрировано еще раз в Хаэне, где накал антимарранских настроений был высок и долгие годы искал выхода в насилии. Их подавлял только страх перед доном Мигелем Лукасом де Ирансо, коннетаблем Кастилии, который правил этим городом. Дон Мигель постоянно держал при себе тысячу вооруженных солдат, готовых защитить его и навязать его волю, и он, не колеблясь, жестоко наказывал нарушителей закона и порядка. Это, конечно, заставляло врагов конверсо ненавидеть его еще больше, и они не упускали случая подорвать его авторитет, а если бы появилась возможность — уничтожить его. Такой случай представился им после отступления Лукаса после стычки с маврами, совершавшими набеги на сельские районы Убеды и Баэса[2436].
Под влиянием этих событий власть дона Мигеля в городе ослабла, и антимарранские элементы скоро набрались смелости и спланировали его убийство. Убийцами, по словам Пульгара, были «работники»[2437]. Выбрав местом нападения на коннетабля церковь, один из них ударил дона Мигеля железным арбалетом, когда тот преклонил колени в молитве, а затем соучастники убийства поспешили добить дона Мигеля мечами и кинжалами. Его тело было настолько изранено, что с трудом походило на человеческую фигуру[2438] — напоминание о том, как обошлись в 1467 г. в Толедо с лидерами конверсо, братьями де Торре. В Хаэне, как и в Толедо, такое обращение с трупом отражало жгучую ненависть к конверсо, как и к их друзьям, «старым христианам», которых не меньше, чем конверсо, считали врагами народа. Смерть дона Мигеля открыла дорогу к долгожданной атаке на марранов. Вслед за этим немедленно состоялась резня и грабеж «новых христиан» Хаэна[2439]. Мы не располагаем детальным отчетом о тех событиях, но ясно, что без помощи извне конверсо Хаэна не могли сопротивляться лучше своих братьев в Кордове[2440].
Волна яростных атак на конверсо прокатилась по обширным областям Андалусии — а главное, события в Кордове и Хаэне вызвали огромную озабоченность среди всех конверсо Кастилии.
В особенности, согласно Паленсии, взволновались марраны Севильи, и явно не без причин. Севилья лежала в самом сердце области, где бушевал антимарранский шторм, а ее марранская община была самой большой и богатой из новохристианских общин Испании. В качестве таковой она представляла собой самую желанную цель антимарранской группировки. Многие из врагов марранов считали, что мощный удар по их общине в Севилье пошатнет позиции марранов во всей стране и ускорит уничтожение их национального влияния. Поэтому противники марранов в Севилье ни под каким видом не хотели упустить такую возможность, и «многие из них, — как говорит Паленсия, — начали готовить, во имя религии, нечто похожее на преступления, совершенные в Кордове»[2441].
Прибытие в город беженцев из Кордовы, которые сначала бежали в Пальма-де-Рио, а затем в Севилью, веря в то, что мегаполис сможет предоставить им лучшую защиту, дало их противникам в городе новый повод для агитации. Севилья в тот момент страдала от одного из тех «голодов», которые нередко посещали Андалусию, и они стали подстрекать народ к протесту против гостеприимства «еретикам» во время «такой истощенности почвы и такой нехватки хлеба». Эти претензии и боязнь новых беспорядков побудили герцога Медину-Сидонию, который был фактическим хозяином города, призвать тех конверсо, которые пришли из Пальмы, вернуться обратно. В ответ на его желание они отбыли из города, но по пути в Пальму, недалеко от Севильи, на них напали сельские жители, которые зарезали шестьдесят марранов, предварительно содрав с них одежду и избив[2442]. Невозможно усомниться в том, что это нападение было подготовлено заранее. Поскольку приготовления к исходу марранов не были секретом, селянам должно было быть хорошо известно о запланированном передвижении беженцев. В любом случае, конверсо Севильи не сомневались, что их городские враги замешаны в этом преступлении. Зверское убийство шестидесяти конверсо без малейшей провокации с их стороны было для них опасным сигналом, который нельзя было игнорировать: он ясно демонстрировал, чего можно ожидать от их враждебных соседей.