Близость по времени вынесенного папой резкого выговора к моменту написания Эспиной его книги, а также тот факт, что папская декларация базируется на позициях, ранее принятых папством, делает весьма вероятным знакомство Эспины с отношением понтификов к «кровавому навету». Но Эспина предпочел игнорировать их позицию по этому вопросу, так же как это делали до него и другие монахи. Впоследствии навет продолжал распространяться, и его жертвами становились многие, даже в тех частях Европы, где меньше всего этого можно было ожидать. Одной из таких частей оказалась вся Испания, которая была свободна от этого бедствия. За весь этот период было известно только о трех случаях этого смертельного навета в королевстве Арагона, а в Кастилии вообще не было ни одного. Эспина, тем не менее, чувствовал дух своего времени. Он верил, что Кастилия созрела для мифа. И он сделал все, что мог, для его внедрения.
Он искал авторитетную поддержку своих обвинений, и нашел ее в работах двух хорошо известных монахов, очевидно, безупречной репутации. Одним из них был француз Винсент из Вове, также известный под именем Винсента Великого (Vincentius Magnus), а другим — Фома из Кантимпре (Thomas Cantipratanus), известный как Патриарх Баварии. Винсент написал Speculum historiale, энциклопедический конспект мировой истории, а Фома — агиографический опус Bonum universal de apibus, описывающий жизнь современных святых. Оба включали в себя сочинения и истории о чудесах, которые спасли христиан от пагубных замыслов евреев. Три из семнадцати злодеяний Эспина взял из этих источников.
Винсент не включил в свою книгу ни одной действительной истории ритуального убийства, но представил подтверждение общего верования, что каждый год, в день Тайной вечери (или в другой день пасхальной недели) евреи, движимые ненавистью к христианам, убивают христианина, как если бы это было жертвоприношением, и, «упорствуя в продолжении совершения этого преступления, они много раз были схвачены и сожжены на костре»[2519]. Винсент представил свои голословные обвинения, ссылаясь на Филиппа Августа, короля Франции, который, в свою очередь, слышал их в юности от своих друзей — подростков его же возраста, чьи суждения и убеждения могут быть подвергнуты сомнению. Однако Винсент, как следует из этого рассказа, в этом отнюдь не усомнился. Наоборот, он придал веры этим чудовищным обвинениям, потому что добавил: «также и св. Ричард, чье тело покоится в церкви Св. Иннокентия в Париже, был убит евреями, и, будучи прибит гвоздями к кресту своими убийцами, отправился радостно к Богу, где через его заступничество множество чудес было исполнено Богом»[2520]. Этого безоговорочного заявления Винсента для Эспины было достаточно. Он представил его как общее подтверждение навета и, таким образом, настроил читателя на небылицы, которые собирался рассказать.
Как и Винсент, Фома из Кантимпре убедил Эспину в правдивости кровавого навета, приобретшего в изображении Фомы другой характер. Согласно Фоме, евреи обычно убивали христиан не из ненависти к ним и к их религии, а из постоянной острой необходимости избавиться от пагубы страшного проклятия. Проклятье они сами призвали на свою голову, когда кричали: «Его кровь падет на нас и наших детей». Грех богоубийства, таким образом, перешел на их потомков, и, как результат, их кровь поражена болезнью. Когда она струится по венам, они испытывают страдания, пока не признают своей доли участия в убийстве Христа. Один из евреев, которого они считают пророком, сказал им, что они могут избавиться от мучений, только употребляя христианскую кровь, поэтому они решили ежегодно убивать хотя бы одного христианина, и они бросают жребий, чтобы определить, какая из провинций должна предоставить жертву[2521].
Эта история, которая вызывала доверие у такого человека, как Фома из Кантимпре в середине XIII в., по-прежнему убеждает Эспину в середине XV столетия. Здесь мы касаемся одного из главных факторов, отяготивших еврейский вопрос в Средние века — веры в сверхъестественный характер силы, определяющей судьбу евреев и их поведение. Мы также касаемся здесь одного из моментов, когда легенда о евреях, убивающих христиан из ненависти, разрасталась в миф о религиозном убийстве, даже несмотря на то что и первоначальная легенда тоже продолжает цвести достаточно долгое время, перед тем как уйти в тень.
Для Эспины все вариации мифа относятся к еврейской ненависти к христианам, и все они, в той или иной форме, означают исключительную жестокость евреев. Так, опираясь на Фому, он не только представляет теорию последнего, почему евреи ежегодно убивают христиан (что само по себе является для Эспины непреложным фактом), но также и его рассказ о том, как такое убийство произошло в Германии в то время.
Этот инцидент, по словам Фомы, случился в Пфорцхайме, в Баварии, в 1261 г. Скверная христианка продала семилетнюю христианскую девочку местным евреям, которые изранили ее и собрали ее кровь в кусок холста. Когда девочка умерла, они привязали камни к ее телу и утопили в реке. Но через несколько дней рыбак нашел тело, когда заметил торчащую из воды и указывающую на небо руку. Горожане немедленно заподозрили, что это преступление было совершено евреями, а на то, что это действительно было преступлением религиозного свойства, указывают случившиеся после этого чудеса. Когда местный князь пришел, чтобы посмотреть на тело, оно вдруг село и протянуло руку, как бы требуя мщения или же моля о сочувствии, и, посидев в таком виде около получаса, оно снова растянулось лицом вверх. То же самое произошло, когда туда привели евреев, но кроме этого, еще и лицо мертвой девочки вспыхнуло, а раны начали кровоточить. Вслед за этим евреев пытали, и после того, как они, наконец, сознались в содеянном (кроме двоих, которые задушили друг друга), их повесили вместе с той скверной христианкой[2522].
Эта история отмечена всеми признаками, характерными для средневековых небылиц «кровавого навета»: преступление разоблачается необычным способом, множество чудес указывает на виновников, евреи, в конце концов, сознаются под пыткой, а приговор выносится на основе свидетельства, предоставленного и «чудесами», и «признанием». С точки зрения здоровой юридической процедуры, оба вида свидетельства абсолютно ничего не стоят. С точки же зрения легковерного средневекового христианина, никакого другого свидетельства и не требуется.
Таким, безусловно, был и взгляд Фомы из Кантимпре. Он слышал об этом случае от двух доминиканских монахов, которые, в свою очередь, слышали об этом в Пфорцхайме, куда пришли через несколько дней после происшествия. Могло ли возникнуть сомнение в правдивости этого происшествия? Подобная история, порожденная буйной фантазией и принесенная на крыльях молвы и слухов, не вызывала никаких вопросов ни у Эспины, ни у Фомы.
Другие истории кровавого навета, рассказанные Эспиной, не были взяты им из книг или письменных отчетов. Их истоками были обстоятельства, в которых он оказался замешанным или о которых он предположительно знал. Таков был случай ритуального убийства, впервые приписанного евреям Кастилии. Это случилось в 1454 г., в Вальядолиде, где Эспина проповедовал об Имени Иисуса. Ему рассказали о христианском мальчике, которого евреи убили в провинции Самора[2523]. Узнав обо всех деталях этого преступления, он предоставил живописный отчет об этом преступлении. Евреи вывезли мальчика за город, убили его на каком-то поле, вынули сердце, а затем закопали тело. Но в спешке закопали его недостаточно глубоко, что и повлияло на последующие события. Тем временем убийцы встретились с другими евреями, чтобы завершить то, для чего совершили это чудовищное дело. Они сожгли сердце, пока оно не превратилось в пепел, смешали пепел с вином, а затем выпили эту смесь. Преступление, однако, раскрылось. Собаки, пробегавшие через место захоронения мальчика, разрыли могилу и обгрызли тело. Один из псов тащил руку в пасти и был схвачен христианским пастухом. Смерть ребенка, которого искали, стала известна. Местный рыцарь, Родриго Диас де Мендоса, провел серьезное расследование, и ему удалось найти виновных евреев. Один из них, рыжеволосый, сознался под пыткой и держался за свое признание, даже когда узнал, что его казнят. Однако евреи пришли ему на выручку. Им удалось получить отсрочку казни. Дело было переведено в королевский суд в Вальядолиде, и, таким образом, «добрый рыцарь из Саморы был лишен возможности увидеть исполнение справедливости»[2524].
2521
См. Bonum Universale de Apibus, II, 29, 23, ed. 1627, p. 304ff. Сравн. Strack, см. ранее, pp. 174-175.
2522
2523
Касательно топонима, данного Эспиной («территория Луиса де Альманса»), см. P. León Tello,