Мы уже показали, что обвинения расследования в том, что конверсо празднуют Песах, основано на ничего не стоящем и противоречивом свидетельстве[2553]. Поэтому мы можем сразу перейти ко второму — соблюдению Субботы. Здесь мы должны противостоять утверждениям расследования, основываясь на тех материалах, которыми располагаем из ивритских источников, потому что, если и есть что-нибудь, что они регулярно сообщают, так это отношение марранов к Субботе. Утверждения этих источников не оставляют сомнения в том, что это отношение неуклонно становилось все более и более негативным. Уже начиная с четвертого десятилетия XV в. мы ясно видим, что марраны нарушали шабат, и прилюдно, и у себя дома, не обращая внимания на его законы[2554]. Если расследование опирается на какое-либо свидетельство о противоположном, то это могло относиться только к исключениям — ничтожному меньшинству.
Эспина посвящает этим двум моментам — т. е. празднованию Песаха и соблюдению Субботы — лишь несколько строк, цитируемых из Pesquisa. В отличие от толедского расследования, он пытается своими собственными средствами — или, скорее, при помощи своих источников информации — построить обвинение, касающееся обрезания марранов. И действительно, из всех ересей, с которыми он имеет дело в этой книге, он первым делом берется за «ересь обрезания, распространенную только среди тех, кто пришел из иудаизма»[2555]. Он хочет убедить нас, что обычай обрезания был широко распространен среди конверсо, и рассказывает о двух случаях, чтобы доказать это. В одном случае он говорит об отце, утверждавшем, что двое его сыновей родились обрезанными, а в другом мать-марранка заявляет, что с двумя ее сыновьями произошло нечто совершенно необычное, что заставило проделать эту операцию[2556]. Эспина не проверил правдивости этих историй — забавные анекдоты о марранах циркулировали в то время, хотя их фольклорный, фантастический и враждебный характер очевиден. Но понимая, что они не доказывают его утверждений, Эспина пытался раздобыть ощутимое свидетельство, на котором он мог бы построить дело. Он так рвался получить подобное свидетельство, что в качестве такового выбрал абсурдное утверждение своего друга и последователя, Фернандо де ла Пласа, о том, что в его распоряжении якобы находилась сотня экземпляров крайней плоти обрезанных детей марранов.
Эспина, однако, не ограничивает свое свидетельство о важном вопросе обрезания марранов только байками о детях. «Что гораздо больнее, — говорит он, — и чего я не могу выразить без горечи, это то, что некоторые из взрослых, которые долгое время наслаждались жизнью на этой стороне (т. е. в христианстве) под именем христиан, тоже были обрезаны»[2557].
Из этой ремарки можно понять, что обрезание взрослых было новым явлением, но если это так, следует спросить, насколько это было распространено. Эспина хочет показать, что это было частым явлением, и, соответственно, он рассказывает нам, что в 1459 г> когда он проповедовал в Медина-дель-Кампо, ему сообщил некто, «знающий их секреты» («поскольку нет тайного, что не сделалось бы явным»), что «около тридцати конверсо, прошедших обрезание, прятались в одном из домов того города, пока не заживут их раны от обрезания»[2558]. Но эта история вызывает сомнения, которые трудно рассеять. Поскольку история была известна верному христианину, который не только «знал секреты марранов», но и предоставил эту информацию Эспине, обрезанные мужчины находились в известном доме в то время, когда Эспина проповедовал в Медине. Если так, тогда почему же Эспина не принял меры к тому, чтобы поймать их на месте преступного иудействования, выставить это дело напоказ и наказать их? Посему эта история, как и другие, остается как минимум недоказанной.
Так или иначе, это единственный случай обрезания взрослых, на который мог опираться Эспина. Но, возвращаясь позже к обрезанию марранов, он хочет пролить свет на его истоки. Он рассказывает нам, что марраны, которые отрицают Евангелие, впали в эту ересь под особым влиянием. Монах-еврей, живший во Фландрии, тайно обучал Библии некоторых марранов, которые приехали туда по торговым делам. «Он настолько внушил им сказанное заблуждение, что некоторые из них, вернувшись в Испанию, втайне совратили многих других, тех, про которых я сказал, что они прятались около месяца, чтобы залечить свои раны от обрезания»[2559].
Согласно Эспине получается, что в случае этих людей, которым сделали обрезание в Медина-дель-Кампо, история началась не на испанской земле. Это вовсе не было автоматическим результатом приписываемой марранам приверженности иудаизму или влияние испанских евреев, как зачастую нас пытаются уверить, а явилось продуктом подпольного учения, пришедшим в Испанию из другой страны, и его источником был отдельно взятый монах — конверсо, который был учителем или основателем этой группы. Очевидно, это была новая группа марранов, которые, как сказал Эспина, «долгое время» жили как христиане, а затем внезапно изменили веру. Могла ли при тех обстоятельствах эта группа быть большой? Конечно, Эспина говорит нам, что ученики этого монаха совратили «многих» своих братьев в Испании (что снова показывает, что перед тем, как подпасть под влияние, «совращенные» тоже жили как добрые христиане), но, поскольку никакой другой источник не обсуждает и даже не упоминает этого фламандского монаха и его новое движение, нам позволено усомниться в том, что те «многие» были действительно столь многочисленны. Далее он рассказывает нам, что некоторые члены той самой группы «надеются вскоре перебраться в варварские страны{24} вместе с проводником, который ожидает их в Севилье, с тем чтобы, добравшись туда, свободно стать иудеями»[2560]. Также и в «ереси I»[2561] со ссылкой на этот случай, он рассказывает нам, что о многих других также было сказано, что они «втайне готовятся сделать то же самое», т. е. пойти по пути врача, который тайно продал свое имущество, отправился в Иерусалим и стал иудеем. Таким образом, перед нами здесь секретные «подготовки» и «ожидания», сообщенные одним (или более) человеком, «который знал» и привел это свидетельство.
Все это могло бы звучать вполне реалистично, если бы не казалось весьма неразумным для людей, решивших эмигрировать из Испании, начать свои шаги с обрезания. Напрашивается вопрос, почему эти люди не поступили так, как тот врач — то есть не отложили свое обрезание до того, как прибудут в другую страну, где могут свободно принять иудаизм, чтобы не затруднять свои планы таким актом, как обрезание, да еще подвергать себя опасности. Но и другие соображения не позволяют нам принять рассказ Эспины всерьез. Поскольку он относит этот случай к «прошлому», случившемуся в 1459 г., он должен был написать об этом позже — скажем, в начале шестидесятых годов. Но мы не слышали о миграции конверсо в пятидесятые годы ни в Палестину, ни в варварские страны, и очень немного — о единичных случаях — в начале шестидесятых. На самом деле у нас есть достаточно свидетельств того, что такой миграции не было и позже, во всяком случае настолько массовой, чтобы оставить какой-то след[2562]. Итак, «приготовления» и «ожидания» «многих» в лучшем случае можно отнести на счет отдельных личностей (такие вполне могли быть), которые подсказали обобщение Эспины об иудействующих или исполняющих «отвратительные» обряды.
Склонность Эспины к обобщению и преувеличению в том, что касается иудейских ересей, легко разглядеть и в других его утверждениях по этому вопросу. Представляя нам содержание толедского расследования, он сообщает, что согласно выводам расследования «некоторые из конверсо не крепки в вере» (aliqui eorum non sunt sani in fide)[2563], но когда говорит о том, что «слышал» сам, то число еретиков быстро меняется на «многих» (multi)[2564], а позже на «очень многих» (plurimi)[2565]. Мы видели, что, когда он говорил о «многих», которые «готовились» покинуть Испанию и вернуться к иудаизму, он упомянул единичный случай — врача-маррана, который продал все свое имущество, отправился в Иерусалим и стал иудеем. Но уже через несколько страниц он находит возможным сказать, что «из всех ересей эта [обрезание] распространена среди марранов более всего, поскольку очень многие обрезаны, и после того, как они продали все, что имели, покинули королевство и стали евреями, как уже сказано»[2566]. Таким образом «подготовка» и «ожидание» отбытия сделались (через несколько страниц) миграцией, а единичный случай отъезда превратился в «очень многие» случаи, хотя то, что «было сказано», означало совсем другое. Но Эспина не удовлетворяется и этим. Он продолжает свое безосновательное обобщение, так что «очень многие» становятся «бушующей эпидемией» (pestis rabida), угрожающей «разрушить христову веру»! Следовательно, этому необходимо «яростно сопротивляться»[2567].