Но Валера и Пульгар отступили только после того, как инквизиция была создана, и даже тогда они предпринимали какие-то арьергардные действия в защиту конверсо. Паленсия, «старый христианин», не чувствовал себя обязанным брать на себя такой риск. Он начал приспосабливаться к инквизиции, как только заподозрил ее приближающееся утверждение. Нелегкий шаг для человека, который стремился быть правдивым историком и справедливым социальным критиком! За два года, прошедшие с момента утверждения инквизиции папой и ее фактическим основанием в Севилье, должны были быть моменты, когда Паленсия, как и другие, начинал сомневаться в осуществлении этого плана. В такие моменты он ослаблял бдительность, снижал уровень осторожности и тогда писал о конверсо с симпатией, отражавшей его истинные мысли. Но паника, охватившая его, когда он готовил свои отчеты о Толедо 1467 г. и Кордове 1473 г., оставила след в его формулировках, вроде тех, которые он применял, когда писал о плане нападения на марранов в Сеговии. В антимарранской социальной атмосфере, в которой витали все признаки приближающейся бури, Паленсия все время оставался весьма внимательным к тому, что сказано и происходит при дворе по поводу проекта инквизиции. Впоследствии он часто склонялся к искажению правды, но, стараясь сохранить свою честь историка, он неоднократно пытался восстановить то, что исказил, даже тогда, когда это ожидалось менее всего. Так, представляя негативное мнение северных конверсо об их южных братьях, он не мог удержаться от многозначительного высказывания о том, что «большинство конверсо Испании следуют примеру Пабло де Санта Марии [Павла из Бургоса] и его сына Альфонсо и идут по правильному пути»[2868].
Глава IV
Короли-католики: ранний период 1474-1480
Немногие короли пришли к власти в стране, более дезорганизованной, разрываемой распрями и жаждущей мудрого правления, чем молодые Фердинанд и Изабелла, когда взошли на трон Кастилии. Более полувека лихорадочного беспокойства, войн, восстаний, заговоров и государственных переворотов оставили осадок интриг и смятения, так глубоко въевшийся в жизнь монархии, что, казалось, Кастилия постоянно находится накануне социального или политического взрыва. Так и случилось вскоре после начала нового царствования.
Престолонаследование Изабеллы прошло неожиданно гладко и быстро, всего через несколько недель после смерти Энрике IV. При поддержке Кабреры и Педро Гонсалеса де Мендосы, главного исповедника Энрике, а теперь кардинала Испании, Изабелла была признана в Сеговии королевой Кастилии, сначала гражданами Сеговии, а затем большинством граждан Толедо и почти всеми грандами и прелатами королевства. Ее муж, Фердинанд, тоже получил присягу подданных как король и партнер Изабеллы в правлении королевством. И казалось, что весь народ объединился вокруг юных монархов.
Но эта кажущаяся гармония продолжалась недолго, вскоре проявились признаки глубокого, непоправимого разрыва в обществе.
Нашлись жаждущие власти честолюбцы, которые были настолько обозлены своей неудачей добиться от Фердинанда и Изабеллы должностей или поместий, которые, по их мнению, причитались им по праву, что они отказались признать законность наследования трона Изабеллой, заявив, что трон по праву принадлежит дочери Энрике IV Хуане. Юные короли сделали все возможное, чтобы умиротворить оппозицию и привлечь ее вожаков на свою сторону. Но их упрямые антагонисты не сдавались, и очень скоро молодые монархи оказались втянутыми в войну на два фронта, внутренний и внешний. Кроме врагов внутри Кастилии, возглавляемых маркизом Вильены, сыном Пачеко и упрямым, воинственным архиепископом Толедо, им пришлось иметь дело с королем Португалии Альфонсо V, который, претендуя на трон, вторгся в Кастилию в первой половине мая 1475 г.
В этих обстоятельствах внимание нации сконцентрировалось на переменчивой фортуне войны и сопутствующих политических событиях. Другие проблемы, включая проблему конверсо, отошли на задний план. Только в марте 1476 г., когда португальцы потерпели сокрушительное поражение и опасность с их стороны практически полностью исчезла, суверены смогли обратиться к важнейшей проблеме — установлению закона и порядка в королевстве. Однако даже тогда марранский вопрос не стал первоочередным. Их первостепенной задачей в тот момент, как они ее понимали, было завоевание полного контроля над национальными полицейскими силами (эрмандадами), сдержать некоторых крупных аристократов, удержать те города, лояльность которых еще не была обеспечена полностью, и притушить все еще тлеющие очаги мятежа на северо-востоке. Только после того, как большинство этих задач было решено, они всерьез обратили внимание на ситуацию конверсо и пришли к радикальному решению.
Решением было основание инквизиции, построенной по их собственной модели и предназначенной служить их специфическим нуждам.
Первым шагом стала тайная петиция папе Сиксту IV для получения его благословления на учреждение инквизиции в Кастилии. Поскольку они прибыли в Севилью в августе 1474 г. и оставались там до сентября 1478 г., а папская булла, одобряющая этот план, была выпущена приблизительно шестью неделями позже, то ясно, что они составили эту петицию в Севилье, и, по всей вероятности, именно там они пришли к решению подать ее папе. Позже мы сосредоточимся на главных соображениях, побудивших суверенов пойти на этот шаг. А пока мы коснемся некоторых событий того года (с середины 1477 до середины 1478 г.), которые внесли свою долю в принятие Фердинандом и Изабеллой этого судьбоносного решения.
Первым из этих событий явилось возвращение в Кордову тысяч конверсо, которые оставили этот город после больших погромов (1473 г.) и поселились в городе-крепости Гибралтаре, принадлежавшем герцогу Медине-Сидонии[2869]. Как мы уже отметили, герцог неожиданно, без всякого повода, изгнал их из города, и это после того, как они сделали максимум возможного для превращения этого места в надежное убежище марранов[2870]. Теперь им некуда было идти, и они вернулись в свои старые дома в Кордове, «чтобы столкнуться, — как говорит Паленсия, — с теми же опасностями, от которых они бежали»[2871].
Со времени вспышки насилия в Кордове прошло три с половиной года. Мы не знаем, было ли городское законодательство, запрещающее всем марранам занимать официальные должности в городе, отменено в этот период или, может быть, изменено каким-то образом в их пользу. Впрочем, не исключено, что по своей инициативе или же под влиянием высокопоставленных конверсо при дворе королева велела властям Кордовы отменить антимарранские правила, которые противоречили законам королевства и Церкви. Но, вне зависимости от того, сделала она это или нет, ясно, что условия конверсо в городе были по-прежнему бедственными. Если антимарранское законодательство оставалось в силе, то их, безусловно, подвергали дискриминации и презрению. Если же оно было отменено, ненависть к ним возросла и проявлялась другими путями. Так или иначе, трех с половиной лет не могло хватить, чтобы улучшить враждебные отношения, послужившие причиной нападений 1473 г.